Старлинг Хаус

Я знаю точный момент, когда она засыпает, потому что комната вокруг меня меняется. Окна светлеют до летних сумерек. Стены заполняются эскизами в сотне оттенков цвета шарпа и серебра. На тяжелом столе появляется ваза с маками, красными, как уколотые пальцы, цветами. Одеяло мягко ложится под меня, а половицы согревают ступни моих ног.

Элеоноры Старлинг больше нет, и эта комната больше не принадлежит ей. Теперь она принадлежит Артуру, а Подземелье — мне.

ТРИДЦАТЬ ДВА

Старлинг Хаус вздыхает вокруг меня — великое облегчение древесины и камня, и я вздыхаю вместе с ним. Я снова ощущаю Дом как живое существо, огромное тело с балками вместо костей и медными трубами вместо вен. Я встаю, немного неустойчиво, чувствуя себя старше и усталее, чем можно было бы чувствовать.

Что-то белое срывается с кровати и скользит вокруг моих лодыжек. Зверь Элеоноры подозрительно похож на чертовку, если бы у чертовки был мех цвета тумана и глаза, как впадины старого черепа.

— Я не уверена, что ты должен существовать, — говорю я ему в разговорной форме.

Зверь небрежно кусает меня.

Мне не нужно спускаться по лестнице, и это хорошо, потому что я не уверена, что смогла бы. Я просто открываю чердачную дверь и оказываюсь на пороге Дома, расположенного несколькими этажами ниже. Я благодарно провожу большим пальцем по дверной ручке, и ковер рябит у меня под ногами, как довольное животное.

Зверь уворачивается от моих ног и спускается по ступенькам, распушив хвост. Я бегу за ним, ожидая увидеть Артура, пошатывающегося от усталости, а может, и улыбающегося от облегчения.

Но он все еще сражается. Со всех сторон кипят Звери, такие же огромные и ужасные, как и раньше, кружащие, словно белые стервятники. Земля под их ногами покрыта коркой инея, словно за то время, пока я находилась в Доме, прошли целые сезоны.

Вот только Артур не выглядит старше. Он выглядит моложе, моложе, чем я когда-либо видела его в мире бодрствования. Его волосы подстрижены почти аккуратно, а кожа выглядит до жути гладкой, татуировки и шрамы стерты. На нем длинное шерстяное пальто, но оно спущено с плеч. Лицо у него мягкое, слегка округлое, не искаженное болью. Он совсем еще мальчик, и он плачет.

И тут я вижу тела вокруг его ног. Мужчина и женщина лежат бок о бок, их ребра сломаны, как стручки молочая¹³². Вереница людей в касках и униформе, по их лицам, как по кружевам, ползет мороз. Пара обгоревших трупов. Все люди, которых Звери забрали за эти годы, все несчастные случаи и необъяснимые пожары, все внезапные болезни и невезения, все, кого Артур не смог спасти.

У одной из них рыжие волосы, длиннее моих. Ее лицо отвернуто, но я бы узнала свою мать по изгибу уха, по обнаженному затылку.

Рядом с мамой лежит тело, и я не сразу узнаю себя. Или ту версию себя, которая существовала бы, если бы Артур не вытащил меня из реки той ночью: моя плоть поблекла и распухла, одежда отяжелела от грязи. В волосах пробиваются речные камыши.

Таково Подземелье Артура: мир, где он появился слишком поздно и слишком слаб, окруженный со всех сторон врагами, которых он не в силах остановить, обреченный сражаться в одиночку, вечно, впустую. Я думала, что Звери исчезнут вместе с Элеонорой, но, конечно, это не так. Теперь они принадлежат нам, ужасы, передаваемые по наследству, как уродливый фарфор.

Я выкрикиваю имя Артура, но он не слышит меня. Его взгляд прикован к Зверям, лицо разъярено горем, меч поднимается и опускается, поднимается и опускается.

Он не останавливается. Он не уснет. Он останется здесь, внизу, в ловушке собственного кошмара, навеки и навсегда.

Только я не позволю ему, потому что он нужен мне. И пусть я лгунья, вор и обманщица, но я пройду босиком через Ад ради того, что мне нужно.

Я шагаю вперед, в круг яростных, огрызающихся, брезгливых Зверей, и снова выкрикиваю его имя.

Артур Старлинг очень хочет спать или проснуться, делать что-либо, кроме того, что он делает. Его тело превратилось в систему шкивов и проводов, в конечности, которые поднимают и опускают, сметают и режут. Меч в его руке безмерно тяжел, но он не может его выпустить.

Он не знает, почему. Почему он должен продолжать сражаться, когда все, кого он когда-либо любил, лежат на земле вокруг него, широко раскрыв глаза и не мигая? Рот его матери открыт, и между ее зубов забилась могильная грязь; отец все еще держит ее за руку, его очки покрыл мороз. Артур старается не смотреть на остальных, особенно на ту, у которой волосы как зажженная спичка, но иногда натыкается на них. Их плоть тверда и мерзнет под его ногами.

Звери продолжают наступать. Он продолжает сражаться.

И вот, спустя очень долгое время, Артур слышит свое собственное имя. Это заставляет его ненадолго задуматься, ведь он не думал, что в мире остался хоть кто-то, кто знает его имя или заботится о нем настолько, чтобы выкрикивать его.