Старлинг Хаус

Снова его имя. Оно плывет сквозь клубок щелкающих зубов и многосуставчатых конечностей и ложится на него мягко, как одеяло на плечи. Это знакомый голос, который он слышал в каждой комнате Дома, в каждом хорошем сне и в половине кошмаров.

Звери как-то странно затихли вокруг него. Они слегка отстранились, наблюдая за ним, словно стая волков, собравшихся вокруг какой-то бьющейся твари и ожидающих ее смерти. По коже Артура пробегают мурашки от ожидания нападения, последнего убийственного удара, который сделает его таким же, как все остальные.

Вместо этого Звери расступаются. Между ними появляется тонкая щель, и через нее проходит фигура.

Она идет медленно, легко, словно не замечая клыков и когтей, ощетинившихся по обе стороны от нее, словно не видит тел, разбитых, как яйца, на земле перед ней. Свет странно падает на нее, теплый и золотистый, совсем не похожий на горькую зиму вокруг.

Артур в оцепенении вспоминает Прозерпину¹³³, картину, которую они изучали на уроках истории искусств. Большинство Прозерпин были блеклыми и трагичными, нарисованными в тот момент, когда Плутон утаскивал их в Ад, но эта была другой. Она стояла одна в подземном мире, держа в одной руке гранат, и сияла в темноте, как само солнце. Может быть, дело было в ее выражении лица — немного грустном, немного свирепом. А может, дело было в цвете ее волос: горячий, насыщенный красный, как угли, как кровь, как дикие маки.

Опал проходит сквозь Зверей и останавливается в двух шагах от Артура.

— Ты мертва, — с сожалением говорит он ей.

Она улыбается ему своей острой, кривой улыбкой.

— Нет.

Легкие Артура ведут себя неправильно, наполняясь и опустошаясь слишком быстро. Ему хочется посмотреть на тело утонувшей девушки, но он подавляет это желание, потому что если он увидит ее мертвой у своих ног, то упадет и больше не поднимется.

Вместо этого он обращается к ее фантому.

— Ты не реальна. Ты — сон.

— Нет. — По ее лицу пробегает слабая неуверенность. — А может, мы оба. Не знаю, здесь все странно. — Опал делает шаг вперед и берет его руку в свою. Ее кожа теплее, чем его, чего никогда не бывает, но она настоящая, твердая. Живая. — Помнишь, Артур? Ты спустился сюда, чтобы спасти меня, как проклятый придурок, а я пошла за тобой, еще более большая дура. И со мной все хорошо, мы оба здесь, с нами все хорошо.

Артур действительно вспоминает, резко и отчетливо: Зверь, склонив голову, вкладывает в его ладонь тяжелый ключ. Дверь в Подземелье со скрипом открывается, вливая в подвал туман. Чиркнул спичкой и бросил ее, захлопнув за собой дверь. Потом лестница, потом река, потом вода, обжигающая кожу. Опал, бегущая к нему в объятия, Опал, бьющая его, Опал, заставляющая его пообещать остаться в живых. Он помнит, как кивнул, потому что боялся, что если он заговорит, она услышит ложь.

Но она вернулась, и он все еще жив. Но он уверен, что долго не проживет.

— Ты должна уйти, — срочно говорит он. — Это место опасное, злое…

— Это не так. — Должно быть, это ложь, но по мере того, как она произносит эти слова, Артур чувствует, что они становятся все более правдивыми. Воздух теплее, чем раньше, а Звери стали чуть меньше, чуть менее ужасными. С деревьев доносится пение птиц, как будто наступает рассвет.

Опал проводит большим пальцем по костяшкам его пальцев, согревая их.

— Мы делаем это место таким, какое оно есть. Это всего лишь наши мечты, отраженные от нас.

Артур молча стоит мгновение, раздумывая. Затем он смеется, жестко и не совсем здраво.

— Тогда тебе стоит бежать, пока есть возможность. — Он убирает руку, и она отпускает его. — Все мои сны — это кошмары.

Улыбка Опал становится язвительной и ласковой.

— Нет, это не так. — Она необъяснимым образом указывает на его ноги.

Артур не хочет смотреть вниз. Но Опал наблюдает за ним с тем же теплым выражением на лице, и он понимает, что пойдет на все, чтобы сохранить его. Он смотрит вниз.

Там нет ни тел, ни надгробий. Там, где раньше была только замерзшая трава, мертвая и спутанная, теперь маленький, тревожный клочок зелени. Зазубренный лист одуванчика попадает под его ботинок, и, пока он смотрит, фиалка поднимает над лужайкой свою изогнутую шею. В Подземелье распускаются цветы.

— Я не… Этого не… — Артур не уверен, чего он не понимает, а чего нет, но Опал подходит ближе, прежде чем он успевает сообразить.

На этот раз она дотягивается до рукояти его меча и убирает его пальцы от эфеса. Ее прикосновение нежно и терпеливо.

— Ты долгое время провел в одиночестве, сражаясь в войне, которая даже не была твоей. Она досталась тебе, и ты сделал все возможное, чтобы она не досталась никому другому. Ты так хорошо справился, правда. — Очередная ложь, конечно, но Артур позволяет себе представить, как приятно было бы в это поверить. — Но теперь все кончено. Элеоноры больше нет. Война окончена. Пришло время посвятить себя своим собственным мечтам.

Руки Артура чувствуют себя невесомыми и пустыми без меча. Он не знает, как обычно стоит человек, что он делает со своими руками.

— Я не знаю, как, — честно отвечает он.