Старлинг Хаус

Я хочу посмеяться над ним. Я хочу рассказать о таких людях, как я, о двух списках, которые мы должны составить, и об одном списке, который мы можем оставить, обо всем, от чего мы отказываемся ради одной вещи, которую мы не можем. О том, как Джаспер грызет одну костяшку пальца, когда редактирует свои видео, о том, как он иногда смотрит на горизонт, когда думает, что я не вижу, о голоде и полуголоде, и о письме, которое я получила вчера вечером, подтверждая его зачисление на осенний семестр. Там была даже личная записка от директора по приему, в которой он рассказывал, как они рады приветствовать «таких студентов, как Джаспер», и просил прислать фотографию для сайта. Я отправила старую фотографию из ежегодника, несколько снимков, на которых они с Логаном за ноутбуками, и одну забавную, где он в толстовке с капюшоном прислонился к стене отеля, похожий на обложку альбома.

Я пожимаю плечами.

— Деньги не для этого.

— Не для чего? Не для пальто?

— Мне. — Я пытаюсь сказать это как шутку, но получается то, что и есть: чистая правда. Артур отвечает холодным:

— Я вижу, — отчего я думаю, что он вообще ничего не видит, и уходит, пальто по-прежнему болтается на одной руке.

До конца дня я больше с ним не сталкиваюсь. Обычно он появляется перед закатом, но в этот вечер в доме по-прежнему пусто и тихо. На диване в гостиной меня ждет конверт.

Под конвертом, аккуратно сложенным, со слабым запахом зимнего воздуха, лесного дыма и чего-то еще, лежит длинное шерстяное пальто.

Артур твердо и многократно повторяет себе, что это неважно. Это всего лишь пальто. Так что это было последнее, что дала ему мать. Поэтому после погребения он нашел в кармане ее письмо, как будто она сама вылезла из могилы и положила его туда.

(Он знал, что это Дом разыгрывает свои маленькие хитрости, и в тот момент ему захотелось сжечь его дотла за то, что он просто существует, за то, что недостаточно сильно борется за то, что любит. Вместо этого он разорвал письмо на две аккуратные половинки).

И все же. Это всего лишь пальто.

Но тошнотворное чувство вины преследует его весь вечер, подтачивая совесть. Он знает, что делать с чувством вины.

Он берет меч и идет в большую пустую комнату, которая, кажется, существует только тогда, когда он такой: беспокойный и напряженный, его кости гудят под кожей. Он выполняет упражнения с безжалостной, грациозной эффективностью. Его мать была естественна в обращении с мечом, как будто всю жизнь ждала, что кто-то вложит рукоять в ее руки. Она сражалась как апокалипсис, как великий и неизбежный конец. Артур сражается как мясник, быстро и безобразно. Но все равно: он работает до тех пор, пока его плечи не затрясутся, а сухожилия не станут раскаленной проволокой вокруг запястий.

Но этого недостаточно. Далее он обращается к книгам, пролистывая липкий справочник по европейским криптидам. Он останавливается, чтобы зарисовать надгробие восемнадцатого века, на котором выгравировано изображение извилистого животного, которое в одну туманную ночь якобы утащило женщину на смерть. Путеводитель утверждает, что это была огромная кровожадная выдра, но местные жители говорят «beithíoch⁴⁵».

Артур открывает переплетенный дневник и записывает координаты, близость воды, туман, символы, которые туземцы вырезали над своими дверными проемами на удачу. Здесь сотни других записей, восходящих к самой Элеоноре Старлинг, — поколения неистовых исследований, собранных в эксцентричный бестиарий.

Но Артур добавил на свои страницы новую колонку, озаглавленную «Текущая Активность». Он обращается к справочнику: последний раз о нападении сообщалось в 1927 году.

Нет, пишет он и чувствует странную, острую боль в груди, почти как надежду. Даже плохие истории заканчиваются.

Если он будет осторожен, если не дрогнет, если не отвлечется, то и эта закончится.

Артур открывает ящик стола и достает стеклянную банку с чернилами, бутылку со спиртом, набор длинных стальных игл с острыми наконечниками в виде звездочек. Свои первые татуировки он делал шариковой ручкой и швейной иглой, но теперь он более осторожен.

Ему не хватает места. Его руки и грудь испещрены штриховыми линиями, плоть завязана узлами там, где он слишком глубоко вонзил иглу. Но если он закатает рубашку и повернется в кресле, то сможет достать до участка кожи размером с ладонь между парой сорокопутов, чуть ниже набора скрещенных мечей.

На этот раз он выбирает Горгонейон⁴⁶ — женское лицо, обвитое змеями.

Поначалу татуировка была для него лишь холодным расчетом, логичной частью его планов. Но он стал получать от этого удовольствие. Хлопок расходящейся кожи, жжение чернил, освобождение. Ощущение, что он медленно стирает все мягкое и уязвимое, выковывая из себя то оружие, которое ему нужно.

Спустя долгое время он вытирает капли крови и проверяет свою работу в зеркале. Он хорошо скопировал дизайн, за исключением нескольких случайных изменений в лице женщины. Ее подбородок слишком острый, а жесткая линия рта заканчивается кривой извилиной.