Старлинг Хаус

Он тащит ее мимо себя, прочь от каменной двери, и грубо пихает на лестницу.

— Ладно, какого черта…

— Убирайся. Иди домой. Не останавливайся и не оглядывайся. — Он достает меч и встает на ноги, повернувшись лицом к двери с наполовину поднятым клинком.

Опал не шелохнулась. Она смотрит на него такими же побитыми глазами, какие он помнит с той первой ночи, когда нашел ее за воротами, словно не знает, что будет дальше, но готова переломать костяшки пальцев. На ее рубашке — пятно его крови.

Во второй раз он собирает всю злобу и безумие, на которые способен, и говорит:

— Беги.

Второй раз он смотрит, как она убегает от него, и не жалеет об этом.

ПЯТНАДЦАТЬ

Я еду слишком быстро и неудачно паркуюсь, срезая по косой два места на стоянке мотеля. Я сижу, прислушиваясь к тиканью двигателя и приглушенному крику сверчков, и слегка дрожу. Я тихонько говорю:

— Какого черта. — Мне становится приятно, и я повторяю это еще пару раз с разным акцентом. — Какого черта. Какого черта.

— Эй, ты там в порядке? — Это Бев, стучащая по капоту, в боксерских трусах и рваной майке. Туман стелется по ее голым лодыжкам, быстро сгущаясь.

Я думаю о том, чтобы сказать ей правду, правда, но в этот момент потребуется многоуровневый список, чтобы описать все то безобразие, которое я устроила и пережила за последние восемь часов.

1) Мой младший брат наорал на меня, что было хреново, но он был прав, что было еще хреновее;

2) Я не выполнила задание, которое поручила мне Бейн, что означает:

A) Она собирается сделать что-то мерзкое и ужасное, что может лишить меня опеки над Джаспером, а это значит:

i) мне придется планировать убийство в дополнение ко всему остальному.

3) Артур Старлинг чуть не убил меня, а потом чуть не поцеловал, а потом отбросил в сторону, как использованную жвачку, и я не уверена, что из этих вещей расстраивает меня больше.

Я остановилась на:

— Я в порядке. Возвращайся в постель.

Бев еще секунду смотрит в лобовое стекло.

— Ладно. — Она снова стучит по капоту. — Учись парковаться, дебилка.

За дверью меня ждет пластиковый ящик с липкой запиской, на которой аккуратным почерком Шарлотты написано: Коллекция Gravely, Коробка № 1. Я открываю дверь и пинаю коробку через порог.

В комнате 12 душно и плесень. В воздухе витает слабый гормональный запах, который говорит мне о том, что Джаспер заходил сюда в какой-то момент, чтобы помириться или забрать свои вещи, но я была занята тем, что взломала дом, попалась и, возможно, потеряла работу. Мысль эта внезапна и леденяща. Как Артур мог продолжать платить мне деньги после того, как поймал меня на краже ключей и шпионаже на стороне? Как он вообще мог позволить мне снова войти в Старлинг Хаус?

Мне приходит в голову, что у нормального человека не возникло бы столько сильных эмоций, если бы он потерял работу домработницы. Я говорю себе, что просто деньги были хорошие, и я не знаю, как буду платить за обучение Джаспера в следующем году. Просто я собиралась вымыть ступеньки и подстричь лианы, повесить свежие занавески и подправить сломанные куски молдинга. Мне будет не хватать теплой тяжести стен вокруг меня и раздражающего звука шагов Артура на лестнице.

Я хочу вернуться в Старлинг Хаус и бить Артура головой об стену, пока он не простит меня, или не извинится, или не прижмется своим ртом к моему, только чтобы заткнуть меня. Я хочу поехать к Логану и устроить большую, громкую ссору с Джаспером, на глазах у Бога и всех. Я хочу прислониться лбом к маминой груди и плакать, и чувствовать, как скользкий лак ее ногтей прижимается к моей щеке, когда она мне врет. Все в порядке, малышка.

Вместо этого я открываю коробку для хранения и роюсь в нем наугад. Каким-то образом я оказываюсь со скрещенными ногами и семейным фотоальбомом Грейвли на коленях. Я медленно переворачиваю страницы, чувствуя, как что-то острое и зеленое собирается в моем горле. Зависть, наверное. У нас никогда не было семейного фотоальбома. Я пробиралась к маминому телефону и прокручивала в памяти все ее фотографии, но там не было ни одной, сделанной до моего рождения. Она словно вынырнула из черепа мира, полностью сформировавшаяся и смеющаяся, женщина без истории.

У Грейвли есть история. Весь город до сих пор рассказывает о них, а в фотоальбоме я вижу парад семейных собак, рождественских елок и праздничных тортов. Двоюродные братья и сестры, дяди и угрюмые бабушки и дедушки — все они стоят перед большим новым домом.

Последняя фотография в книге — девочка-подросток, прислонившаяся к машине цвета мараскиновой вишни⁹². У нее длинные веснушчатые ноги, скрещенные у лодыжек. Ее лицо выглядит по-другому, моложе и мягче, чем я когда-либо видела, но в ее улыбке есть дерзкий, безрассудный наклон, который я знаю лучше, чем тыльную сторону своих собственных рук, а ее волосы — вы не можете забыть такие волосы. Они рыжее, чем автомобиль, в золотом ореоле от солнца, так что она похожа на женщину в огне.