Старлинг Хаус

Дом появляется в поле зрения сразу, словно выйдя из-за черного занавеса. Ночью он более таинственный, более живой, а может быть, и более, совершенно точно. В его очертаниях на фоне неба чувствуется напряжение, как будто ему приходится напрягаться, чтобы не забыть, что это именно дом, а не что-то другое. Лозы шелестят и трепещут на камне. Туман клубится вокруг каждого подоконника и карниза. Все окна темные.

И только в свете серповидной луны я вижу его: Артура, одиноко стоящего перед каменными ступенями со склоненной головой и крестообразно занесенным мечом.

Он должен выглядеть дураком — мальчишка, стоящий в собственном дворе далеко за полночь, в расстегнутой рубашке, без одного носка, с мечом наперевес — и он выглядит дураком, но таким дураком, который разбивает вам сердце. Я не знаю, с чем он борется и почему, но знаю, что он проигрывает.

— Артур? — Я произношу его имя мягко, осторожно, вспоминая холод его клинка, проходящего в дюймах от моего лица.

Его позвоночник напрягается. Он поднимает голову и очень медленно поворачивается ко мне. Я ожидаю, что он разозлится — в конце концов, я дважды за ночь вторгалась на его территорию, причем в спортивных шортах и нижней рубашке, — но он выглядит почти отчаявшимся.

— Нет. — Он говорит это очень твердо, как будто считает меня призраком, который он может изгнать, приложив достаточно усилий.

— Слушай, я знаю, что не должна была приходить, но мне приснился этот сон, и я подумала — это кровь? — Один из его рукавов заляпан черным, ткань прилипла к плоти. На виске блестит кровь, волосы растрепались, руки обхватили рукоять.

— Опал, ты должна уйти сейчас же… — При этих словах кончик его меча слегка дрогнул.

И тут это происходит. Внезапный, невидимый удар, атака из ниоткуда, заставившая его оступиться и упасть на одно колено. На его месте появляется свежая рана — четыре глубоких отверстия в горле. Кровь стекает по шее, черная простыня пропитывает рубашку и скапливается в ложбинке между ключицами.

Меч с глухим стуком падает на гравий. Артур следует за ним, его тело мягко складывается, а глаза смотрят на меня.

Я думаю, что должна кричать, но не могу расслышать этого за диким стоном Старлинг Хауса. Как будто скрипят все расшатанные половицы, как будто каждая балка и стропило перекосились от напряжения. Черепица бьется о землю, словно кулаки бесполезно бьются о землю.

Я резко осознаю, что мои колени утыканы камнями. Что мои руки в вате, мокрые и теплые. Что я говорю глупые, бесполезные вещи вроде «нет, нет», «эй, ну же» и его имя, снова и снова.

Я переворачиваю его на спину, и он моргает, глядя на меня затуманенными и далекими глазами. Одна из его рук вяло поднимается в воздух и упирается в спутанный клубок моих волос. Он говорит голосом, похожим на ржавое полотно пилы:

— Я же сказал тебе бежать. — Конечно, если бы он действительно умирал, ему не удалось бы так сильно злиться на меня.

Я накрываю его руку своей, поворачивая лицо к теплу его ладони, понимая, что окончательно и бесповоротно разрушаю свое прикрытие незаинтересованной домработницы, но в этот момент мне все равно.

— Да. — Я сильнее прижимаюсь к его руке, прижимая нашу кожу друг к другу. — Ты чертов придурак.

— Я имел в виду… никогда не возвращайся… это подразумевалось.

Я сдвигаюсь так, что держу его руку в своей, наши большие пальцы обхватывают запястья друг друга. Соль его крови жжет мои исцарапанные ладони, но я не отпускаю его.

— Ты идешь со мной. Я не знаю, что, черт возьми, происходит, но…

Я замолкаю, потому что со мной происходит что-то странное. Оно начинается в моей ладони, в том самом месте, где моя кровь смешивается с кровью Артура: распространяющийся холод, мертвящий холод. Он струится по запястью, пробегает по грудине. Я чувствую себя так, словно медленно вхожу в холодную реку, вода в которой быстро поднимается.

Артур что-то говорит, слабо дергая меня за плечи. Я почти не слышу его. Я слишком занята, глядя на окружающий нас туман, который внезапно становится гораздо больше, чем туман. Где-то под ужасом я чувствую далекое, детское разочарование: я всегда считала Элеонору Старлинг писательницей с чистым воображением, лгуньей высшего порядка, как и я.

Теперь я знаю, что она никогда не говорила ничего, кроме правды.

Раньше мне снились кошмары о Зверях⁹⁴ Подземелья.

Честно говоря, а кому не снились? Я где-то читала, что в восьмидесятых годах была готова анимационная адаптация, но маленьких детей стошнило во время первых показов, и весь проект был остановлен. Не знаю, правда ли это, но знаю, что раньше я смотрела на иллюстрации Э. Старлинг и представляла, что с тех пор, как я смотрела на них в последний раз, Звери двигались, как будто они могли сползти со страницы на этих истерзанных и измученных конечностях.