Старое пианино

На полу взметнулось облачко, словно дым потек из-под половиц. Дымок сбился в кучку, утрамбовался, и появился маленький черт, с едва заметными рожками, уморительной мордой и еще не до конца отросшим хвостом с кисточкой. Он тщательно оглядел себя со всех сторон, стряхнул с плотной шкурки остатки дыма и поднял глаза на сидящего перед ним человека.

Сразу же опасливо попятился, но далеко не ушел, остановился и шаркнул ножкой с пышной манжетой из шерсти на щиколотке, как у пуделя с модной стрижкой. Такие же украшения были у него на запястьях и что-то вроде жабо на шее.

– Приветствую, светлейший, – произнес он щенячьим голоском и хвостом вильнул совсем как щенок. – Позволь слово молвить.

– Ну здравствуй, – отозвался Михалыч с озорными искрами в глазах. – Экий ты смелый! И учтивый к тому же. Говори, я слушаю.

– Меня Себ прислал.

– Это я уже понял. Что ж такую малявку снарядил? Или постарше не нашлось?

– Со старшим ты не стал бы разговаривать, – с хитрым видом пояснил чертенок. – Мне, светлейший, и то вчера от тебя досталось. Вот смотри. – Он взял в лапу хвост и показал опаленную кисточку. – Еле ноги унес.

– Так это ты прыгал на рояле? В следующий раз я тебе весь хвост оторву.

– Помилосердствуйте, господин, что за черт без хвоста? Я только-только хвостом вилять научился. Черт без хвоста и не черт вовсе, а так, инвалид детства, меня из свиты сразу прогонят, а ведь на редкость удачно устроился.

– Да ты болтун, как я погляжу, и хитрюга с детства.

– Я лучший ученик! – с гордостью заявил чертяка.

– Плохо, – покачал головой Михалыч, – лучших учеников-чертей я совершенно не переношу.

– По правде сказать, я сильно прихвастнул, – тотчас потупил плутовские глазки посланец. – Не далее как вчера старшие выпороли меня за то, что я нюхал цветы в саду.

– А что же, нельзя?

– Рвать можно, а нюхать нельзя, – тоном зубрилы поведал чертенок. – Цветы пробуждают добрые чувства. Музыку тоже слушать нельзя и еще эти… – Он запнулся и с большим усилием произнес: – Вз… возвышенные стихи. А еще они сердятся, что я люблю мыться, – совсем уже опечалился мошенник и поглядел так, что у любого от жалости содрогнулось бы сердце.

– Ты мне здесь глазки не строй! – строго сказал Михалыч, пряча улыбку. – Знаю я вас, чертей. – Маленький пройдоха развлекал его: он, по всем признакам, был щеголем, его черная шкурка лоснилась, кисточки на хвосте и лапах были аккуратно расчесаны и взбиты. – Так зачем тебя прислал Себ?

Печальная мордаха тотчас приняла льстивое выражение.

– Господин велел передать тебе, светлейший, что некий вор, преступную жену коего ты уличил, подослал сюда убийц… как их… – киллеров, чтобы они покончили с тобой, а заодно и с твоими друзьями. Тебе, естественно, они причинить вреда не смогут, но музыканта пристрелят за милую душу.

– Надо же! С чего это твой господин так расщедрился, что предупреждает меня об опасности? Что он еще сказал?

Чертенок приосанился:

– Господин велел передать, что поединок с тобой для него дело чести, поэтому он не потерпит вмешательства третьих лиц в сложившуюся ситуацию.

– Передай своему господину: я очень рад, что он не забыл слово «честь». И последнее: зачем он предупреждает меня о том, что я и сам узнаю?

Чертенок надулся важностью:

– Он сказал, чтобы ты не вмешивался, это по нашему ведомству.

– Как зовут тебя, маленький негодяй?

– Зет, к вашим услугам, – шаркнул ножкой черт.

– Хорошо, ступай, Зет. Отчитайся перед господином и скажи, что отлично выполнил поручение.

– Можно так и передать? – совсем по-ребячьи обрадовался тот.

– Слово в слово, – серьезно подтвердил Михалыч.

Сорванец подпрыгнул, скрутился винтом и исчез.

– А «до свидания» где? – крикнул вслед Михалыч.

Вошел Максим.

– Ты с кем разговариваешь? – удивился он.

– Был тут один шкет, да вовремя удрал. Так мы идем завтракать?

За день больше ничего не случилось. Обстановка в усадьбе была спокойная, ночные разбойники до времени поутихли. После вечернего чая мужчины пошли, по настоянию Михалыча, к пруду. Максим, как обычно, вымотался в процессе изнурительного сочинительства. Заботливый опекун устранил последствия ночной травмы, но, по его убеждению, общее состояние Максима требовало длительного пребывания на воздухе.

Солнце еще блестело за лесом рубиновым краешком диска, золотые и багровые облака сгрудились над ним, наперебой подставляя бока последним лучам уходящего светила. Воздух был неподвижен, но свеж, прозрачную тишину нарушало едва слышное журчание источника.

Мужчины расположились в беседке, чтобы послушать окончание рассказа Веренского:

– Как я уже говорил, Себ ждал, что я принесу книгу вечером следующего дня. Но я решил схитрить и остаться при своих новых способностях и при книге. Мне хотелось ее тщательнее изучить. Вдруг в ней содержались еще какие-нибудь ценные сведения. Я оправдывал себя: о том, чтобы передать кому-то книгу, в ней не было сказано ни слова, а она, по сути своей, являлась завещанием.