Старое платье королевы

– Если Эве угодно лежать носом к стене, пускай лежит, – сказал наконец Одо, испробовав уговоры, посулы и даже угрозы, но не добившись результата. – Хуже ей от этого точно не сделается. А нам пора отправляться.

Путешествовали, конечно, не поездом – этак мне круглый год пришлось бы провести в дороге, к тому же о поездах никто и слышать не желал, и немудрено, – а порталами вроде того, которым воспользовался Одо при нашем знакомстве. Это удобно и зрелищно: громадная карета, запряженная восьмеркой статных коней, возникала из ниоткуда на главной улице города, при этом не сталкиваясь с другими экипажами и повозками, и величаво подкатывала к подъезду пансиона, собирая за собой толпы зевак.

Я наконец познакомилась и с другими придворными магами: постоянно брать с собой Данкира не следовало, вдобавок он нужен был, чтобы присматривать за Дагной-Эвлорой. Я опасалась, конечно, что они заметят обман, но Данкир клялся чем угодно – даже если кому-то придет в голову проверить, настоящая ли перед ними королева, маскировка устоит. Перед мэтром Олленом – вряд ли, но о нем не было ни слуху ни духу… С одной стороны, и хорошо – повторяю, я его боялась, с другой… Неизвестно, где он, что поделывает и какие планы строит.

– Может быть, не стоит ехать в мой пансион? – с сомнением спросила я Одо перед очередным визитом. – Там меня слишком хорошо знают, и пускай я порядком изменилась…

– Раньше бы вам об этом подумать, сударыня, – по обыкновению, сухо ответил он. – Списки лучших заведений для девиц опубликованы в газетах, каждое ждет визита и все горожане с ним вместе, поэтому пропустить именно это не получится. И можно подумать, вам не хочется взглянуть на родной дом.

Дом? Да, он прав – я ведь выросла в стенах пансиона и мало что видела за их пределами. Теперь, впрочем, мне тоже немногое было доступно: просто одна клетка сменилась другой, побольше размерами и богато украшенной. Только вот в первой мне приходилось полагаться только на себя саму (и милость госпожи Увве) и заботиться лишь о собственном благополучии, во второй же… Рассчитывать по-прежнему можно было лишь на Одо и немного на Данкира, но от моего поведения зависело очень и очень многое. Такая ответственность пугала, не могла не пугать, но мне казалось, я начинаю привыкать к этой ноше. Что до призрачной свободы, маячившей за прутьями обеих клеток, она меня не манила. Признаюсь, я вовсе не представляла, что с нею делать, и более того – страшилась.

– Одо, а ее величество всегда была такой… неуравновешенной? – спросила я, чтобы отвлечься от этих мыслей. Все равно до прибытия оставалось какое-то время, не молчать же.

– Вы хотите сказать – взбалмошной и капризной? В детстве – да. Потом уже старалась не позволять себе подобного, даже в ближнем кругу.

– Почему же она теперь сделалась такой? Из-за болезни?

– Не исключаю. Боммард ничего сказать по этому поводу не может: он лечит тела, не разум.

– А вы совсем не удивились, когда ее величество после операции вдруг стала вести себя почти по-прежнему? Не как ребенок? Мэтр Оллен же спрятал ее разум в детстве!

Меня давно мучил этот вопрос, но задать его не представлялось возможности: слишком много навалилось дел, а не на ходу же разговаривать о подобном?

– Удивился. И допросил Данкира, но что от него проку? Говорит, представления не имеет, что наворотил мэтр Оллен и как это разгребать. Разум-то к Эве вернулся – вы же сами видите, рассуждает она, как взрослая девушка. А вот характер заметно испортился, и не только болезнь тому виной… – Одо замолчал, потирая переносицу.

– И почему защита мэтра Оллена пропала после операции, Данкир тоже сказать не может… – пробормотала я.

– Тоже его допрашивали? Я так и думал.

– Боммард убежден, что мэтр Оллен наврал, – с удовольствием сказала я и понаблюдала за рядом изменений лица Одо. – Он говорит, ему доводилось видеть пациентов, которые впадали в детство безо всякого магического вмешательства. Некоторые – именно после серьезных травм головы, а другие – сильно искалечившись и потеряв надежду на выздоровление и нормальную жизнь. Я плохо понимаю, когда он начинает сыпать медицинскими терминами, Данкир тоже не всегда в состоянии перевести, но суть я уловила: люди сами вот так прячутся внутри своих воспоминаний, чтобы не сойти с ума – кто от боли, кто от безысходности. Какой спрос с ребенка? И потом, в детстве все было проще…

– Очень уж быстро Эва пришла в себя… и в сознание, и в свой разум, если можно так выразиться. Сразу после операции, помните?

– Конечно, помню. Наверно, ей стало ощутимо легче – она ведь сама об том сказала, – вот и…

– Да, только избалованного ребенка она загнать обратно не смогла.

– Это все домыслы, Одо, – вздохнула я. – Может быть, ее величество просто пытается… ну… вернуть себе ваше внимание. Об этом мы тоже говорили, если не забыли.

– Да, после того как я немного пострелял по люстрам.

– Так это все же вы ее сшибли? Я думала, Данкир.