Старопланинские легенды

Илия гогочет, Димитр сконфуженно топчется на месте, словно потерял что-то, пыжится, а что ответить — не знает. Но вот он встречается взглядом со Стоилом, они смотрят друг на друга, и оба вдруг улыбаются. Эти двое хорошо понимают друг друга. «Ну что ты с ним будешь делать, — будто говорят они, — такой уж он есть!»

Стоил опять выходит за черту лагеря, медленно прохаживается и смотрит в поле. Через некоторое время Никола замечает, что тот отошел, с насмешкой смотрит ему вслед и, указав рукой через плечо, говорит Димитру:

— Видал? Сам не свой, бедняга. Чуть солнышко пригрело — он все в поле смотрит. Как волка ни корми…

— Стоил — уж он такой… — добродушно отвечает Димитр. — Ему поработать дай. Он все с землей… того… как крот…

— Стройся! — раздается чей-то громкий и властный голос.

Это фельдфебель Буцов. Он стоит перед своей землянкой, чисто выбритый, подтянутый, но все такой же хмурый и сердитый, несмотря на то что день нынче так хорош.

— Седьмая рота, стройся! — повторяет Буцов. — Особого приглашения ждете, что ли?

— Ишь, словно с цепи сорвался! — говорит Никола, заторопившись.

Земляки подобрались и, подхватив ружья, кинулись к месту, где уже строилась рота. Буцов заметил Николу.

— Никола Тодоров! — кричит он. — Ты знаешь, что тебе завтра в наряд?

— Так точно, господин фельдфебель!..

Никола ответил по всей форме, как положено солдату, но, став в строй рядом с Димитром и Илией, наверное, добавил что-то шепотом о фельдфебеле, потому что все трое засмеялись. Хмуро и подозрительно взглянув в их сторону, Буцов на мгновение призадумался и быстро зашагал к строю. Похоже было, что он разозлился и что-то задумал. Но в эту минуту перед ним вытянулся Стоил. Лицо фельдфебеля смягчилось, посветлело, на нем даже появилась улыбка.

— А, Стоил Пырванов? Чего тебе?

Буцов маленького роста, и, разговаривая со Стоилом, ему приходится задирать голову кверху. В деревне, помимо других занятий, Стоил был церковным певчим. И теперь, во время войны, когда они проходили через какое-нибудь село или город и случалось им зайти в церковь, он всегда становился перед аналоем и пел. Он принимал участие во всех молебнах и панихидах, которые служили в полку. Сейчас Стоил докладывает Буцову, что священник опять просил помочь, да он и сам бы хотел пойти.

— Я и у подпоручика спрашивался, — добавляет он. — Хочу пойти пораньше.

— Ну что ж, ступай, ступай! — соглашается Буцов. — Придем тебя послушать.

Неуклюжим, вялым движением перекинув винтовку ка плечо, Стоил поворачивается кругом и направляется к деревне. Сегодня он кажется еще более сутулым, чем всегда, и еще заметнее покачивается то в одну, то в другую сторону.

IV

Панихиду служили в деревне, на площади, перед штабом полка. Накануне это место было специально подготовлено, чисто подметено. В военное время панихиды и молебны часто служили под открытым небом. В этих религиозных обрядах, совершающихся на поле брани, есть что-то чисто солдатское, трогательное и задушевное. Покойники — офицеры и солдаты полка; живые — их товарищи и близкие. Служит всем хорошо знакомый священник, отец Вырбан, который повсюду следует за полком на своей маленькой черной лошаденке. У отца Вырбана суровое и энергичное лицо фельдфебеля, и даже теперь из-под золотого церковного облачения выглядывают его грубые солдатские сапоги. Причетник, принимающий и подающий кадило, — тоже солдат. И певчие тоже.

Посередине площади поставлен стол. Там-то, собственно, и совершается служба. В нескольких шагах от стола находится полковое знамя. За ним стоит командир полка, позади него — офицеры. Среди них и подпоручик Варенов, подобранный, подчеркнуто аккуратный. А вокруг — солдаты, выстроенные большим, плотным каре, заполняющим всю площадь. Солдаты стоят тесно друг к другу, серые шинели сливаются в одну общую темную массу, над которой тем отчетливей выделяются непокрытые головы. На лица падают яркие лучи солнца, глаза прищурены. От этих загорелых, обветренных лиц веет суровой, мужественной силой, закаленной во многих боях. Все застыли в одинаковых позах: глаза устремлены в одну точку, правая рука свободно повисла вдоль тела, в левой зажата винтовка и над ее дулом — фуражка.