— Да нет… того… ничего я не думаю, — оправдывается Димитр. — Ты возьми. Кто знает, может, и пригодится.
Теперь уж совсем рассвело. Впереди отчетливо виднеются очертания высокого большого холма и редкий лесок у его подножья. Вверх по склонам среди зеленой травы высятся громады скал. Внезапно оттуда раздаются редкие выстрелы — те первые выстрелы, которые особенно потрясают, отдаваясь в сердце жгучей, ноющей, как от раны, болью. Внешне солдаты сохраняют спокойствие. Но теперь уже никто не сидит, все на ногах. Прислушиваются к стрельбе, молча переглядываются.
— Ну вот и началось! — произносит кто-то нарочито небрежным и бодрым голосом.
Перед ротой появляется Варенов. На плечи у него накинут черный плащ, и, может быть, поэтому лицо его кажется таким прозрачно-бледным. За ним следуют Ананий и еще четверо солдат с винтовками за плечами. Это ординарцы для передачи донесений, по одному на каждый взвод. Среди них и Стоил. Его еще ночью вызвали к ротному, и с тех пор он не присел ни на минуту. Ходит куда-то, возвращается, опять уходит. Но он словно не замечает усталости, он спокоен и целиком поглощен порученным делом. Заметив земляков, Стоил подходит к ним.
— Что нового? — шепотом спрашивает его Никола.
— Да ничего. Сейчас выступаем. Наши там, наверху.
Стоил забирает сухари и патроны, которые Димитр получил на его долю. Не отказывается, берет у Димитра и несколько его самодельных бинтов.
— Фельдфебель! — кричит Варенов.
— Фельдфебеля! Фельдфебеля к ротному! Передай дальше!
Команда с готовностью подхватывается и передается от одного к другому, катится, словно эхо, куда-то в конец, пока издалека не отзывается испуганный голос; Буцов, выбежав вперед, вытягивается перед подпоручиком. Варенов что-то тихо ему говорит.
Рота снимается с места. Справа, в одном с ними направлении, движутся и другие роты, а также вереницы солдат, ведущих в поводу навьюченных коней. Это пулеметная рота. Солдаты шагают прямиком, не разбирая дороги, не зная, куда они идут и что их вскоре ждет. Но перемена места и движение сами по себе приносят какое-то облегчение. Начинаются разговоры, шутки. Вот кто-то поскользнулся, упал, и вокруг него поднимается хохот. Полк подходит к холму и начинает подъем по крутому склону. Густая и мокрая трава между кустами, до тех пор нетронутая, сейчас истоптана сотнями солдатских сапог и разливает вокруг одуряющий аромат. У края редкого кустарника полк останавливается. Разделившись, залегают — каждый взвод отдельно. Земляки выбирают себе местечко у цветущего куста шиповника и ложатся в траву. У самых их глаз колышутся мак, белая ромашка, тысячелистник.
Неподалеку располагаются и другие роты. Сверху, со стороны позиций, показывается со знаменем двенадцатая рота. Рота поворачивается, останавливается. Солдаты залегают среди кустов, за бугорками и исчезают из виду. Теперь там виднеется лишь обернутое в черный чехол знамя. Поскольку знамя с ними, солдаты понимают, что они оставлены в резерве. Никола, повеселев, принимается сворачивать цигарку. Затягиваясь, он весело говорит Димитру:
— Голубчик! Поживем хоть в свое удовольствие, как вольные гайдуки! Сюда бы, на эту травку, да жареного барашка и винца покрепче! Слава богу, неплохо мы тут-устроились.
— «Неплохо»… Скажешь тоже… Неплохо было там, в Ашака…
Димитр запнулся и не может выговорить название деревни, где они стояли лагерем. Но сам он тоже очень доволен, сердится только для виду и писклявым голоском, совсем по-бабьи, сыплет проклятиями:
— Пропади она пропадом, нечистая сила! Нешто это деревня? Нешто это название? Два месяца… того… прожили, а нипочем не запомнишь…
— Название никудышное, а сама деревня хорошая была, — говорит Илия. — Вот бы нам опять туда!
Неожиданно высоко над ними с протяжным и резким воем что-то пронеслось, словно большая тяжелая птица. Солдаты оглядываются, ждут. Вдалеке, примерно в сотне шагов позади них, вздымается туча черной земли. Раздается взрыв — это снаряд. Дело обычное, а на таком расстоянии вполне безопасное, способное даже позабавить.
— Турок кофейку откушал и вон — с добрым утром нас… — говорит Никола.