Старопланинские легенды

Между тем на правом фланге уже завязался бой. Там, в низине, далеко раскинулись пологие холмы. Где-то вдали низко над землей стелются круглые белые облачка. Оттуда долетают звуки выстрелов, но с большим опозданием. Это шрапнель. Новые белые облачка, по нескольку штук разом, словно белый венок, появляются вместо исчезнувших. Только теперь стали видны черные, правильной формы квадраты, похожие на вспаханные поля. На самом деле это колонны солдат. Тяжело и медленно выползают эти черные квадраты на равнину, словно какие-то гигантские насекомые. Новая цепочка шрапнели повисает как раз над ними, и вдруг правильные, крепко сбитые квадраты оживают, рассыпаются, точно порванные четки, и отдельные фигурки усеивают пространство вокруг. Они мечутся туда-сюда, собираются кучками, снова бегут вперед, черным пятном возникают над обрывом, а потом быстро исчезают в глубоком, поросшем лесом овраге. Ни единого человека там больше не видно. Но низко над черным лесом одно за другим по-прежнему всплывают белые облачка. Будто это вовсе не шрапнель, посланная дулами далеких орудий, а маленькие, безобидные огоньки, то вспыхивающие, то гаснущие в лесу.

Никола, Димитр и Илия с напряженным вниманием вглядываются в ту сторону, пытаясь отыскать взглядом солдат, которых они потеряли из виду.

— В лес вошли, — говорит Никола. — Ничего не видать.

Но Димитр еще долго вглядывается, ищет их.

— Вон они! Вон! — кричит он. — Ух, сколько их!

Из лесистого оврага неожиданно показались плотные, длинные цепи. Изогнутые дугой, как лук, они сомкнутым строем широким фронтом идут вперед. Теперь белые облачка шрапнели вспыхивают то впереди цепей, то за ними. Земляков отделяет от них большое расстояние, так что лица этих людей, их черты, выражение не различить. Под высоким небом черные фигурки их кажутся совсем маленькими, похожими одна на другую. Видно только, как они, согнувшись, словно уставившись в землю, медленно и широко шагают вперед. Странное впечатление производят они: будто нет им дела до тысяч разрывов шрапнели, будто не пугает их беснующаяся, свирепая стихия, которая поднялась и идет им навстречу. Будто только одна у них забота: спокойно и даже флегматично идти вперед.

Никола, наблюдая за движением цепи, приходит в неописуемый восторг.

— Господи! — говорит он. — Какие ребята! Молодцы! Идут себе и идут…

Проходит немного времени, и цепи исчезают из виду, пропадают за гребнем холма. Но бой тотчас же достигает невообразимого ожесточения и силы. Винтовочные, пулеметные, орудийные выстрелы — все сливается воедино, ухает, сотрясая землю, словно бешеный рев урагана, который валит и ломит вековой лес. Это превосходит всякое представление о человеческой силе. Это какая-то новая, непокорная стихия, яростная, разнузданная и хищная, одинаково опасная для своих и чужих. Земляки будто оцепенели, лица бледные, вытянутые, глаза блуждают.

Внезапно, словно по данному знаку, выстрелы прекращаются — это одна из тех странных и неожиданных пауз, какие часто выдаются в сражениях. Так иногда стихает на миг самая жестокая буря; утомленная стихия как бы переводит дыхание. Наступает напряженная тишина. В такие минуты глубоко врезаются и навсегда остаются в памяти впечатления, которые в другой раз проходят незамеченными: какая-нибудь пчела, которая жужжит над розовыми цветами шиповника, или тихий шелест слегка колышимой ветром травы. Эта настороженная тишина длится минуту-две. И вот где-то далеко, глухо и сдавленно, словно из-под земли, но все же явственно доносится «ура». Трижды повторенное «ура». По спинам солдат пробегает дрожь, что-то теснит в груди, глаза затуманивает, застилает слезами. Там играют «Шумит Марица»{10}.

Сразу же вслед за этой короткой паузой бой возобновляется — еще страшней, еще зловещей, чем прежде.

Где-то начался пожар, — верно, горит какое-нибудь село. Синеватый дым низко стелется над полем, по которому недавно прошли солдатские цепи. Димитр уже несколько минут вглядывается туда.

— Никола! — тихо, испуганно говорит он. — Никола, смотри-ка! Это что там такое, что за люди?

Димитр указывает рукой. Сквозь синеватый дым, полупрозрачной пеленой нависший над полем, виднеются черные силуэты людей. Их много, они идут по одному или маленькими группами, идут разными путями, но все в одном направлении — назад. Идут медленно, еле-еле передвигая ноги, сгорбленные, какие-то странно искривленные, нерешительные и беспомощные — скорее призраки, чем люди.

Никола удивленно, растерянно смотрит на них, не в силах понять, что все это значит.

— Да ведь это раненые! Раненые! — шепотом произносит он. — Возвращаются назад. Эх, бедняги, еле тащатся!..