…У нас был на «Мотмане» Астрофизик, который так засмотрелся на Солнце, что видел на нем города, машины, сады, вены и нервы. Естественно, он их так не называл, но показывал на зачерненных пленках какие-то формы, какие-то тени, какие-то структуры. Никто другой их не замечал, но он – да. Они снились ему днем и ночью. Он засыпал, глядя в окуляр соляроскопа. Честно говоря, мы тогда особо не разговаривали – холодильные машины постоянно работали на полную мощность, гул стоял невыносимый, мы засовывали вату в уши, я ходил в одолженных у Радиста наушниках. Астрофизик выступал на совещаниях, демонстрируя свои слайды и показывая на то или иное пятнышко, подчеркивая плазменные фронты, формации спикул. Никто не знал, что он, собственно, хочет этим сказать. Когда он еще говорил, он не говорил «города» или «сады», Это договаривали уже мы. Он декодировал тайны на фотоснимках ослепительного пламени, уткнувшись носом в увеличительное стекло, точку за точкой.
…Однажды ночью он пришел ко мне. Ему сложно было составить логичную фразу, подлежащие и сказуемые распадались у него во рту, с языка сыпался песок. Что-то с ним, похоже, стряслось от слишком долгого разглядывания узоров на Солнце. В конце концов он взял карандаш и бумагу и начал мне рисовать траектории по касательной к короне, под арками протуберанцев, под мостами джетов, в сотнях тысяч градусов. Я напомнил ему, что мы улетаем, удаляемся от Солнца, впрочем, никто в любом случае не согласился бы на столь самоубийственный прыжок в гравитационный колодец звезды. Чего он хотел – сжечь нас всех? Он продолжал рисовать: границы, невидимые барьеры, стены в гелиево-водородной массе, что-то вроде туннеля, открытого внутрь моря плазмы. Я понял, что Астрофизик убежден, будто соляриане откроют для нас безопасный проход, что они нас ждут, а он сумел понять их намерения. Это походило на безумие. Я старался его успокоить, но он рисовал свое. Он хотел, чтобы его посадили в челнок – на «Мотмане» имелось два субатмосферных челнока – и послали одного туда, в Солнце. Соляриане не допустят, чтобы с ним что-то случилось. Миллиардолетняя цивилизация контролирует поверхность так же, как мы – комнатную температуру. У них там уже все для него подготовлено.
…Мне пришлось, естественно, доложить командиру. Потом, однако, я долго размышлял, не в силах заснуть, как это бывает после частых изменений вектора ускорения. Я думал о том, зачем мог бы понадобиться солярианам, уже занимавшим положение богов этой Вселенной, какой-то человек, едва оторвавшаяся от палки и камня обезьяна? Есть экосферы биологии, но есть и еще более отделенные друг от друга экосферы разума: они не пересекаются, не имеют общих точек, не делят ресурсы или жизненное пространство. И возможны ли вообще проходы между ними? Можно ли «дорасти» до экосферы высшей цивилизации? Не встроено ли это разделение в саму космологию, в природу Вселенной, в законы физики? Высшие цивилизации возникают в самом начале, а потом чем из более тяжелой и холодной материи ты рождаешься, тем ниже оказываешься – тебе никогда не приблизиться к Перворожденным, ибо они тоже за это время уходят вперед. Соответственно, момент рождения в истории космоса определяет потолок прогресса. Не существует лестниц или лифтов между этажами цивилизации. Возможно, мы живем в не далеких друг от друга пространствах, но в полностью разграниченных сферах интеллекта.
…Мы совершили на «Мотмане» ошибку – которую не совершил теперь наш Капитан, – совершили ошибку, не заперев Астрофизика под замок. Да, он пробрался к челноку и сам стартовал к Солнцу. Он скрылся из виду за кривой электромагнитного покрова звезды; какое-то время еще появлялся на дисперсионных рефракторах под орбитой Меркурия, а потом все. Естественно, он сгорел – челнок бесследно исчез. Но именно с этого началась вся соляромантия. Все записки, каракули, рисунки Астрофизика, даже пленки с его нескладными монологами, даже фотографии внутренности его каюты, расположение в ней предметов – на Земле их передавали из рук в руки, репродуцировали в книгах и журналах, пытаясь понять. То была первая ступень. Ибо вторая ступень посвящения предполагает, что Астрофизик на самом деле вовсе не погиб или погиб не весь; что соляриане приняли его к себе, а он теперь общается с нами единственным возможным для него способом, то есть посредством Солнца, в Солнце, Солнцем. Особенно в период солнечных бурь – тогда наблюдают выбросы коронарной массы и тщательно регистрируют голос звезды на всех длинах электромагнитных волн, а затем дешифруют его в соответствии с указаниями из записок Астрофизика. Якобы он сообщает нам нечто выдающееся в этом шуме, треске и визге, – Первый пилот прикусил мундштук трубки. – Но Астромант – это, похоже, нечто совсем иное.
Мы возвращались по каютам, вслушиваясь в шипение и скрежет внутренних механизмов «Бегемота V». Нужно слушать, нужно высматривать – как сказал бы Пассажир, таково повеление эстетики пустоты и тишины.
V. Совет