Старость аксолотля

– Даже если мы сами его туда протолкнем… Семеро не сохранят координаты в тайне так, как один человек.

– Восьмеро.

– Восьмеро.

– На самом деле девятеро. Навигатор все узнает, даже сидя под замком. И сумеет рассчитать новую орбиту.

– Сами же видите.

– Но им сразу же придет в голову эта идея.

– Что вы предлагаете? Я бортовой врач. Почему вы говорите об этом со мной?

Первый пилот устремил взгляд прямо мне в глаза.

– Доктор, работающий по контракту с грузовой компанией, – он цыкнул сквозь зубы. – Он мог бы лечить людей где угодно, на Земле, на Луне, на Марсе, в какой-нибудь чистой приятной больнице. Но он летает в этой вонючей жестянке. Многонедельные рейсы от планеты к планете, одиночество и скука. Не с кем умным словом перекинуться. Никакого будущего. Пустота и безнадега. Не загадка ли? Что он тут делает? Что это за человек?

– Я не позволю… – возмущенно начал я.

– Здесь работает отрицательный отбор, Доктор. Я старше вас, и помню времена, когда еще сохранялись остатки романтики открывателей космоса, героев звездных приключений. Так тогда вербовали. Но теперь? Что это за развлечение – месяц туда, месяц сюда, и так без конца в железной тюрьме? Так кто же летает на этих лоханках? Те, кто не может найти лучше оплачиваемую работу. Ну да, есть еще реликты прошлой эпохи, которых связывает с космолетами глупая сентиментальность, как нашего Капитана. Но это исключения. Кроме него, все, кто попадает на «Бегемоты» и прочие «Помпеи», – неудачники, недотепы по жизни и работе. Так происходит со всеми связанными с высоким риском профессиями, которые в конце концов становятся чем-то обычным, превращаясь в массовую рутину. Почему тут постоянно что-то отказывает? Почему нас не должно было даже удивить, что курс неверно посчитан? Что калькулятор неисправен в хлам? Почему снова вышло из строя отопление, а от резонанса в кормовых модулях так облетает со стен краска, что изоляцию сверхпроводящих трактов к возбудителям нам с Инженером пришлось ремонтировать в масках? Да, это старый корабль. Но прежде всего потому, что команде едва удается довести его от порта до порта. Ни на что лучшее мы не годимся, и потому оказались здесь. Но вы, Доктор? Ведь не читаете же вы целыми днями в своей каюте старые медицинские журналы и эссе о современном искусстве? Обычно вы хорошо маскируетесь. Не особо разговорчивы. Но время от времени у вас вырывается нечто такое, как сегодня. Что вы, собственно, делаете на нашем «Бегемоте»? Зачем вы впустую тратите здесь жизнь? «Пришлось бы заглянуть в его гены»! Кому из бортовых врачей третьеразрядной грузовой компании придет в голову нечто подобное? Вы лечили людей? Или… чем, собственно, вы занимались? Доктор?

Я заперся до конца дня в своей каюте. Первый пилот заставил меня нервничать. Достав Марка Аврелия, я какое-то время читал при мерцающей лампочке. Пришлось, однако, сперва успокоиться, прежде чем до меня начал доходить смысл слов. Книги шелестели и шуршали на полках; сам я тоже ощущал в ухе микроимпульсные корректировки курса. Проголосовано, Астромант. Я поправил веревки и ремни, закреплявшие мое книжное собрание. Книги уже слегка перемешались после нескольких лет случайного чтения, пора было заново провести ревизию библиотеки. Надо мной смеялись, что у меня полкаюты забито бумагой. Я провел пальцами по корешкам толстых монографий и тонких исследовательских отчетов. Наука. Там была и моя фамилия, пока на какой-то кладбищенской вахте, упившись самогоном Радиста, я не выбросил в шлюз все книги, которые могли бы меня выдать.

Наука, железная дева. Если красота родилась для человека, как утверждает Пассажир, то под подозрением оказываются также естественные науки вроде физики – разве физики не признают, что в исследованиях ими часто движет именно ощущение красоты рождающейся теории? Разве математики не ищут симметрии уравнений? Ведь мне самому была знакома ее притягательность. После человек всегда инстинктивно стремится к этой гармонии, даже когда завязывает ботинки и чистит зубы, строит песочные замки и печет пирожные. Она кроется и в математике, и в биологии растений и животных, в геометрии раковин и листьев, и в спиралях галактик, китовой песне космоса.

…Разве вся наука человечества не основана по сути на этом удовлетворении от догадки о скрытой форме, от придания очертаний Тайне? Наш обезьяний предок видел горящую в глубине полночной чащи точку – и если он из этого глаза хищника воспроизводил у себя в голове тигра целиком, то оставался жив. Похоже, не одна бессмертная рука способна воссоздать этот грозный соразмерный образ. Ибо именно так мы воссоздаем в воображении – в науке – видимую Вселенную, глаз чудовища.

Книги шептали мне все громче. «Бегемот V» резко маневрировал. Что там происходило? Мы угодили в гущу метеоров? Мне не хотелось выходить. Я пристегнулся к койке.