Импульсное торможение, хотя и очень слабое, швыряет меня вперед в упряжи, и я какое-то время занят исключительно борьбой с выкручивающими руки и ноги ремнями; в тяжелом скафандре не везде можно дотянуться, я извиваюсь как муха в паутине.
Тем временем в «жемчужине» становится светлее, а в наушниках вновь слышатся разговоры. Мы включили прожектора.
– (шум) остов (шум) столкнулся (шум) к тому же глыбами (шум) распорот (шум) похоже, еще с орбитальной верфи (шум) проекта (шум) больше ста лет (шум) и металлолома (шум)
Я наконец изворачиваюсь в упряжи так, чтобы снова иметь возможность взглянуть поверх кресла на мониторы. По поверхности Астроманта медленно ползут три бесформенных белых пятна. Становятся видны продырявленные титановые плиты, вывалившиеся в пустоту переплетения труб и электрических проводов, конгломераты метеоритов и корабельного мусора, пойманные в сети кабелей и порванных антенн, широко разинутые пасти воткнутых во все это под абсурдным углом дюз. Виден даже растянутый на камнях фрагмент обшивки жилого отсека, выкрашенный в оранжево-зеленые полосы. Все это выглядит полной бессмыслицей и ни на что не похоже.
Потом, однако, я вспоминаю космоарт в каюте Навигатора.
– (шум) Капитан: на пятьдесят метров, триангуляция на открытых. Нужно найти безопасный подход.
– (шум) Второй: принято.
– (шум) Радист: принято.
– (шум) Первый: те ведь как-то подлетали. Должна быть открытая касательная.
– (шум) Пассажир: он вращается вокруг ортогональной оси. Подождем.
Я машинально поворачиваюсь к Пассажиру. Бесполезно – видно только кусок его ноги.
– Доктор: напоминаю о снимках для анализа.
– (шум) Капитан: фото, господа.
Снова рывок: мы паркуемся на пятидесятиметровой орбите над Астромантом.
– (шум) (шум)
– (шум) Что?
– (шум) Радист: он передает.
– (шум) Капитан: докладывай.
Радист выстукивает что-то на пульте. Именно потому он и сидит в кресле третьей «жемчужины» – на случай, если Астромант нам ответит.
– (шум) Радист: (шум) Пока. Пытаюсь. Еще раз (шум)
Астромант очень медленно вращается над/перед нами, подставляя под свет то округлые ягодицы втиснутого в груду металлолома хондритового метеора, то шпиль пронзающей его наискосок антенны, то волосатое подбрюшье резервуара с какой-то жидкостью, которая при нуле по Кельвину застыла на металле коричневыми лохмотьями.
– (шум) Первый: у меня расчет с радара: триста семьдесят восемь по оси, сто девяносто три во вращении. Масса лишь приблизительная – внутри может быть пустота, а может быть склад урана.
– (шум) Радист: идут сигналы на трех частотах. Первый – немодулированный шум. Второй я раскладываю в цифру, есть формат, но нет содержания. Третий – морзянка. Зацикленный текст, но нет ничего на известных мне языках (шум). Слишком слабый, вероятно, утечка из внутренних трансмиссий (шум). Есть также инфракрасный диапазон, остаточные ауры из-под изоляторов. Возможно, реактор в режиме ожидания, непогашенные открытые системы.
– (шум) Капитан: регистрируй.
– (шум) Радист: регистрирую, регистрирую.
В лучах прожекторов вновь возникает угловатая глыба реголита, воткнувшаяся под грузовое кольцо остова. В ней наверняка добрых пятьдесят метров. На ее «верхней» прямоугольной плоскости кто-то нарисовал концентрические круги, будто на мишени – но странно неровные на и без того неровной, шершавой поверхности, словно начерченные на ощупь.
С тех пор как мы припарковали «Бегемот», мы передаем вызов по радио. Такова процедура – но главным образом для того, чтобы случайно не наткнуться на других тайных гостей Астроманта. Мы не обнаружили поблизости ни одного корабля, что, однако, ни о чем не говорит: достаточно затемнить и выстудить космолет, и его невозможно будет различить среди тысяч мелких и крупных камней, миллионы лет путешествующих по этой орбите. Навигатор был прав: даже припарковавшись случайно именно там, где это сделали мы, мы могли бы не заметить Астроманта. Впрочем, незачем даже затемнять – достаточно оставаться в электромагнитной тени другой скалы. Тем не менее все мы согласились с тем, что Астромант во время солнечной бури будет принадлежать только нам – ибо только самоубийцы стали бы орудовать тут без защиты.
Я расстегиваю аварийную защелку и выбираюсь из упряжи. Отталкиваюсь от стены, миную пилотское кресло. Радист поворачивает ко мне шлем.
Показываю на маленькую панель внешней диагностики. У «жемчужины» нет на броне каких-либо утонченных датчиков, проектировщики исходили из того, что они сгорят первыми. Выпрямленным указательным пальцем – и без того абсурдно большим в перчатке скафандра – тычу в грубые кнопки. На черно-белом дисплее скачут угловатые циферки.
– Доктор – Радисту: перемести нас в солнечную тень.
Радист кивает.
– (шум) Капитан: что вы там замышляете?
– Доктор: секунду.
Радист дает мини-импульс на коррекционный. Меня швыряет о стену. Я забыл, что отстегнулся. К счастью, толчок был довольно слабым. Я сглатываю слюну. Прикусил язык.
Возвращаюсь к панели диагностики.
– (шум) Капитан: я не давал согласия на выход из строя. Радист, Доктор!