– Ты что, окончательно утратил связь с реальностью? Ты воплощаешь в себе страхи половины этих твоих унтерменшей. Вторая половина смотрит на график Доу-Джонса и тоже не особо тебя любит. Что, стирание Стражей и глиоинтуитивные связи уже являются в Societas стандартом? Стоит только этой информации просочиться, и мы всерьез почувствуем, что значит «ксенофобия»! Ведь тебе не это важно, Иван! Подумай хоть немного! Развлекайся гаданиями, если хочешь, пожалуйста, – но не вызывай при этом мировой кризис! Договоримся о какой-то совместной стратегии и…
Петрч уплывает, в переносном и в буквальном смысле. Он явно чересчур засмотрелся в открытый космос, вновь пошла длинная цепочка ассоциаций – что проявляется в бессвязности его поведения, задержки реакции. Когда он в конце концов прерывает Фредерика, то говорит медленно, будто колеблясь – что ему несвойственно, – делая при этом вдохи в неподходящих местах. Ему также не удается сохранять равновесие между силой отдельных узлов своей гравитационной сети, и в итоге он медленно вращается по всем трем осям, полностью потеряв ориентацию относительно Агерре.
– Говоришь, я утратил связь с реальностью? Кризис, говоришь? Стратегия… Только один вопрос, Фред: какое все это будет иметь значение, когда мы откроем их космос?
Агерре бессильно вздыхает.
– Значит, это религия. Ничто мною сказанное тебя не убедит.
– Не знаю. Что ты хочешь сказать?
Агерре/Глина лезет в карман камзола, достает Колоду Лужного и сосредоточенно ее тасует. Раскольник вращается перед ним будто ледяная луна, белизна его одежды, когда ее не покрывает тень, почти ослепляет. Из-за недостатка света имплант автоматически подтянул контраст, и окружающий Фредерика Сад/сад Сферы пробудился к жизни. Искусственная гравитация вращающейся конструкции организует топографию парка. Долину заполняет сверкающий овал озера, берега и склоны зарастают разноцветной гущей кутрипа – только растениями, насколько может оценить с этого расстояния Примус (поперечник камеры составляет свыше ста метров). Но теперь видно, что все это живое, из-под воды пробиваются высокие стебли тростника-нетростника, над ними свешиваются волосатые жгутики с карликовых деревьев, на склонах сражаются друг с другом пальмы с черными листьями… Агерре смотрит на эти джунгли лишнюю секунду, и Арканы выпадают из пальцев. Он быстро хватает их другой рукой, смотрит: Мир.
– Я ничего больше не буду говорить. Делай, что считаешь нужным. – Он копирует в иллюзионную проекцию свой образ из Глины, с картами в руках. Петрч поворачивается спиной к внутренности Сферы и космосу за ней. Агерре демонстративно раздвигает колоду. – И я сделаю… то, что сделаю.
– Ах вот как.
– Да.
– Когда-то я взял бы в такой момент Библию, открыл бы наугад, показал на стих…
– Но сегодня мы в такое уже не верим, так? Тебе не нужна Библия, – он медленно тасует, не глядя на карты. – Смотри на меня.
– Фрай.
– Фрай.
На самом деле, осознает Агерре, в очередной раз перекладывая колоду, я с самого начала знал, так же как с самого начала знал координаты встречи; знал, что именно так все закончится.
Карта. Не глядя.
Иван – лицо в тени, глаза демона не видны – поджал ноги, наклонил голову, руками совершает нервные, лишенные цели и смысла движения. Он не сводит взгляда с Агерре – который тоже не отрываясь смотрит на него.
Карта. Не глядя.
Карта. Не глядя.
За Петрчем в одно мгновение перемещается звездное небо – за Сферой снова пылает косая река Млечного Пути. Под Агерре повернулся сад, серебряное озеро теперь у него над головой. Очередное дрожание стампы раскольника вызывало явно более длительный скачок.
Карта. Иван сует руку в рот, давится, внезапно повернув голову к окну, в его глазах блестят слезы. Агерре не смотрит.
Карта. Не глядя.
Карта… – Крайст… – Не глядя.
Карта. Он смотрит. Перевернутая Отвага.
Как, собственно, пахли ее волосы?..