Через три дня после того, как «Бегемот V» покинул орбиту Марса, пришло переданное кодом Морзе предупреждение о приближающейся солнечной буре. Навигатор рассчитал новую траекторию, позволявшую вовремя уйти в пояс астероидов и защитить корабль каменной массой; затем нам предстояло догнать Юпитер на той же самой эллиптической орбите, после дополнительного разгона. Атомный реактор, старая лунная модель, отлично справлялся со своей задачей, впрочем, «Бегемот» располагал запасом топлива для четырех разгонов до курсовой скорости. Уже после смены курса Навигатор обнаружил, что в расчеты вкралась ошибка. Разобрав вместе с Инженером и Электронщиком бортовой калькулятор, он нашел на свежепропаянных схемах обгоревшие клочья волос и шарики не то пыли, не то шерсти. Естественно, то была вина Электронщика, который напился в увольнении на деймосской базе и, мучимый похмельем в невесомости, не проследил за техниками, присланными для планового ремонта с марсианской верфи. Нужно было срочно провести новые расчеты столь неудачно выставленного вектора. Капитан, Навигатор и Первый пилот проторчали над ними всю ночную вахту. Вычищенный калькулятор для разнообразия перегрелся; Электронщик собственноручно обкладывал раскаленные вакуумные лампы машинного мозга тряпками с сухим льдом, больно при этом обжегшись. С этими ожогами пришел ко мне. Я дал ему мазь и забинтовал руки. Теперь он уже точно будет ни на что не годен.
На следующий день мы пятнадцать минут разгонялись при одном «же» и несколько раз на более мощной тяге, но более короткими рывками. Я оставался в койке, читая полученную с Деймоса профессиональную прессу, пока у меня не онемело плечо. К вечеру мы уже легли на новый курс, снова в невесомости. В кают-компании, полутемной от вяло засасываемого разболтанными вентиляторами сигаретного дыма, мы обсуждали за ужином новости о войне. Советский Союз уже закрыл свои станции и перевалочные пункты для кораблей под западными флагами; на Деймосе говорили о предупредительных лазерных обстрелах и даже о диверсии на каких-то хранилищах кислорода у горы Олимп. Кто мог бы ее там устроить? Стороны обвиняли друг друга. Радист утверждал, что после в эфир уже не пошло ничего нового, впрочем, Луна-один перестала передавать политические бюллетени. Он долго объяснял Второму пилоту, почему нашу компанию не должны волновать эти пертурбации. За ужином появился также Пассажир, обычно просивший доставлять еду в каюту. Я пытался вовлечь его в разговор, но он отвечал односложно, возможно, в самом деле от робости. У него паспорт Западной Германии, и он платит наличными. Первый пилот заявлял, будто опознает у него акцент африканера. И уж определенно Пассажир выделялся среди нас, бледных космических червяков, своей кожей – смуглый и в резких морщинах от солнца. Однако с едой в невесомости он прекрасно справлялся. И курил «мальборо».
Капитан позвал меня в рубку – он хотел, чтобы я рассчитал силу бури и оценил угрозу здоровью команды. Когда я пришел, в рубке никого не было. На экранах серебрились звезды, на боковом кормовом мониторе светилось маленькое Солнце, ползли справа налево смолистыми полосами тени. На панелях управления мигали тысячи огоньков; мне так и не удалось запомнить, о чем сообщает какая лампочка, и наверняка именно потому меня столь успокаивает этот вид, вид и тишина рулевой рубки, отмеряемая механическим пульсом массивных калькуляционных циферблатов. Тишину нарушал также шелест бумаг с расчетами Навигатора, прикрепленных металлической клипсой к корпусу электронного мозга, где на месте снятой крышки поставили три вентилятора, чтобы охлаждать внутренности мыслящей машины. Шедший оттуда поток воздуха медленно развернул меня кругом, и мне почудилась обезьянья фигура, прячущаяся в тени за шкафами с астрографическими и фотограмметрическими картами, – большой железный болван, нечеловеческая туша на гидравлических ногах. А, так это не человек, а человекоподобный автомат, тот самый мегаваттный Марабу, которого Капитан забрал за неоплаченные долги у горнодобывающей компании с Меркурия. Включен? Выключен? Я думал, что мы держим его где-то в верхних внутренних трюмах. Огненный глаз медленно пульсировал над выступающим из-под пурпурной хромово-корундовой нагрудной плиты автомата дулом лазера – значит, включен. Услышав за спиной скрип шестерен курсового циферблата, я оглянулся. Висевший у циферблата Капитан перелистывал астрометрические таблицы, то и дело заглядывая в расчеты Навигатора.
– Зачем он тут, Капитан? – спросил я, показывая на Марабу.
Капитан лишь приложил палец к губам.
Я отдал ему расчеты излучения (весьма пессимистичные) и вернулся к себе, размышляя и над Марабу, и над поведением Капитана, и над текущим положением «Бегемота», которое вдруг, будто в короткой вспышке ауры таинственности, показалось мне странным и еще более тревожным.