Лорд Амиэль еще какое-то время стоит у окна, уставившись пустым взглядом в ночь. Потом со вздохом садится в кожаное кресло у стеллажа, спиной к двери, нервно кутаясь в просторный халат, и обреченно машет рукой. Откинув голову на спинку кресла, он закрывает глаза. И когда начинает ругаться – Агерре не ждет итога этих молитв и выходит из Иллюзиона до того, как в дверях появляется Хамелеон.
С балкона бьет резкий свет, тень вдовы тянется до самого стола. Взгляд и мысли Фредерика на несколько секунд задерживаются на обтянутом гладкой материей юбки изгибе бедра Карлы. Неспособный к сексуальному возбуждению под ограничительными программами Стража, он тонет в море эстетических ассоциаций, порой весьма эксцентричных.
Фредерик забирает обе чашки с шоколадом, еще теплым, и выходит на балкон. Иллюзионную чашку подает Карле. Леди Амиэль благодарит и указывает ею на бетховеновский восход солнца.
– Иногда оно все-таки стоит того.
Агерре поднимает свою чашку. Они чокаются фарфором в пародии на тост.
– Аллилуйя.
Внимание Агерре привлекает свежее фиолетовое пятно на тыльной стороне его руки. Вместо того чтобы выпить шоколад, он слизывает языком выделившуюся слизь. Да. В моих жилах, в моих генах, в моем мозгу. Мы глиотики в энном поколении. Живые кладбища.
Теперь уже в любое мгновение, в любую секунду… Один к семи, самое позднее через полгода. Конец света. Или, во всяком случае – Война. Заря новой эры.
К нему все еще пытаются пробиться по высокоприоритетной связи Миазо и фон Равенштюк. Он не обращает на них внимания, ему не хочется даже думать, по какому поводу они звонят.
Достает из кармана колоду Лужного, переворачивает картинками вниз и вытаскивает карту. Но не смотрит.
Через Большой Аттрактор движутся автоматические транспортеры Города Хаоса, каждый с тенью, будто траурная процессия. Несколько низких дорожек живокриста пересекают солнечный диск, идущие по ним тают в его сиянии, будто восковые фигурки. В небе гаснут последние звезды, блекнет кольцо. Волосы Карлы снова пахнут горячим песком.
– Adagio grandioso. All'antico.[192]
Чувствуешь, Фред?Он сжимает карту в потеющей глией ладони. В другой дрожит чашка.
Агерре медленно врастает в рассвет.
Глаз чудовища
(
Рубка походила на тронный зал. В стеклах мертвых экранов, словно в зеркалах, Пиркс увидел себя. (…) На возвышении стояли вызывающие уважение своими размерами кресла пилотов, раскидистые, с широкими сиденьями, принимающими форму человеческого тела, – в них погружаешься по грудь. (…) Пенопластовая прокладка поручней истлела от старости. Вычислители – таких Пиркс еще не видывал. Их создатель, наверное, души не чаял в кафедральных оргáнах. Циферблатов на пульте было полным-полно: требовалась сотня глаз, чтобы наблюдать за всеми сразу. Он медленно повернулся. Переводя взгляд со стены на стену, он видел хитросплетения латаных кабелей, изъеденные коррозией изоляционные плиты, отполированные прикосновениями рук стальные штурвалы для ручного задраивания герметических переборок, поблекшую краску на приборах противопожарной защиты. Все было такое запыленное, такое старое…
КАРКУЛЯША ОБЕШУШЕЛ
ШПАШИША БОЖИША
1. Бунт