Старость — это надолго

— О, вовсе нет, — смутился брат Дамьен. — Как правило, никто его не беспокоит… После обеда — чтение Священного Писания, а потом я ухожу на склад или к себе и оставляю настоятеля одного. Насколько мне известно, он любит вздремнуть. Потом вечерняя месса и ужин, после которого у всех наступает свободное время. Большинство братьев заняты в это время молитвой в уединении. Отец Лоран тоже проводит вечер у себя, обычно он не выходит. Пожалуй, и я тоже. Видите ли, я много лет занимался только летописью. Но с уменьшением числа братьев на мои плечи легли обязанности секретаря и счетовода, что вовсе не…

— Не соответствует вашей натуре? — подсказал Андре, видя, как колеблется монах.

— Именно… — брат Дамьен смутился еще сильнее. — Я замкнут от природы, и проводить столько времени в обществе отца Лорана бывает непросто. Поймите меня правильно: он прекрасный, требовательный руководитель, но быть приближенным к нему — по силам не всякому.

— Я понимаю, что вы хотите сказать… А назначил вас исполнять эти обязанности непосредственно отец Лоран, я полагаю?

— Разумеется.

— И часто он так… промахивается с выбором исполнителя?

— Практически всегда. Порой кажется, что он не совсем отдает себе отчет в том, что делает…

— Мне показалось, что обстановка в Сан-Антонио в целом напряжена. Неужели виной всему…

— Отец Лоран, и только он, — кивнул монах.

— Но, кажется, друг к другу монахи тоже настроены не слишком дружелюбно?

— Между собой ладят только брат Рикардо и брат Модест, остальные едва разговаривают. Общее недовольство руководителем не слишком способствовало единству среди нас, — улыбнулся старик.

— А не возникало ли среди монахов мысли сменить руководство?

— Это пожизненная должность. Не представляю, какое злодеяние должен совершить отец Лоран, чтобы лишиться ее. А его поведение как христианина — безупречно.

— Да… Неприятная ситуация.

— Куда уж неприятнее. Если монастырь закроют, мы разъедемся по другим местам. Так, безусловно, будет лучше всего.

— Почему же никто не уезжает сейчас?

— Отец Лоран не отпустит. Людей катастрофически мало, а в его глазах наша обитель — что-то вроде крепости, которую нужно защищать до последнего бойца. Кроме того, дорога слишком тяжела. Пешком горы ни одному из нас не преодолеть, а без средств даже не нанять крестьянского мула.

— Средств, я полагаю, ни у кого нет?

— Откуда им взяться, — улыбнулся брат Дамьен. — Мы ведем очень скромную торговлю с местными и большую часть выручки отправляем епископу. Личных денег монаху иметь не полагается. Да и ни к чему.

— Что ж, мне все ясно, — Андре поднялся. — Может быть, вы хотите добавить что-нибудь еще?

— Хотел бы, но рассказал уже больше, чем подобает, — монах встал, чтобы проводить доктора. — Надеюсь, это не принесет кому-то неприятностей.

— Отнюдь. Плохое руководство — серьезная проблема не только в монастырях. Самодур-начальник способен привести доверенных ему людей к настоящей катастрофе.

— Да поможет нам всем Господь, — пробормотал монах.

Когда дверь за спиной захлопнулась, Андре стер дружелюбное выражение с лица и крепко задумался. Насколько откровенен был с ним старик? Он столько всего выболтал, а умолчал наверняка еще о большем.

Пора бы слуге вернуться; пустая повозка — не самая тяжелая ноша для него. С этой мыслью доктор направился к конюшне. Миновав церковь, он вышел во внешний двор монастыря и увидел, что брат Серхио как раз отпирает ворота. Через минуту Лу вкатил во двор повозку с покосившимся колесом.

День обещал быть жарким. По лицу парня катился пот, но он не показывал ни малейших признаков усталости. Эта ослиная выносливость не в первый раз изумила доктора. Конюшня была заперта, брат Арман куда-то исчез. По указке привратника-плотника Лу доволок повозку до ворот мастерской и бросил ее там. Брат Серхио неспешно подошел и склонился над колесом. Андре отослал слугу в келью, велев ему передохнуть, а сам заговорил со стариком:

— Отец Лоран любезно позволил нам задержаться на несколько дней. Надеюсь, вы сможете починить колесо — я не останусь в долгу.

— За несколько дней починю, — медленно, словно размазывал масло по хлебу, проговорил брат Серхио.

«Не слишком-то ты рвешься к работе», — подумал про себя Андре.

— Я рассчитаюсь с вами за работу при отъезде… или нужно будет передать деньги кому-то другому? Может быть, расплатиться с вашим настоятелем?

— Он тут при чем? — оживился брат Серхио. — Я чиню, со мной и расплатитесь. Я уж куда надо денежки снесу.

— Прекрасно, — Андре осмотрел груду бочек и ящиков, стоявших рядом под навесом. — Неужели это все — ваша работа?

— Чья ж еще? Плотничать только я обучен, другие и молотка в руках не удержат.

Доктор украдкой оглядел старика. Он был одет, как и остальные монахи, в черную рясу. Следов интеллекта на лице заметить не удалось, но хитростью монах явно не был обделен. Капюшона он не носил, демонстрируя миру выбритую посреди рыжей шевелюры макушку, и часто зевал — не то от скуки, не то от усталости. Среднего роста, крепкий для столь преклонного возраста. А ведь недавно он разменял восьмой десяток, если верить летописи.