– Не скажите, доктор, не скажите! По-вашему, Россия – великая держава?
Тоннер кивнул: "огромный" и "великий" он всегда считал синонимами.
– А расширить свои владения не может, – продолжил Веригин. – Почему, спрашивается? Враги не дают, англичане. Мы турок давно бы в Средиземном море утопили и над Царьградом Андреевский флаг водрузили – так не дают британцы! До чего дошли, нехристям помогают, только чтоб нам нагадить. А ведь под турками и Балканы стонут, и братья-болгары. Ничего, соберемся с силами и выбьем их отовсюду. А потом на восток пойдем и там станем англичан бить! В Индию! Вы на карту взгляните – кто к индусам ближе: мы или Британия? То-то. Сам Бог велел в Индийском океане сапоги мыть. И Китай у нас под боком. Дикая, но богатая страна – опять же, на нее Англия зарится. Фигу им! Нашим будет!
– Но Америка-то при чем? – воскликнул Тоннер.
– А Америку мы уже осваиваем. Аляска, Алеутовы острова, Калифорния – все это наше. И всюду англичане мешают, мы им как кость в горле.
Петушков спустился со второго этажа. Комната Рооса оказалась пуста.
– Выпейте, Федор Максимович. – Глазьев поднес Терлецкому настойку.
Терлецкий хлопнул рюмашку и выпучил глаза:
– Ух, забористо! И что мне теперь делать?
– Что делать? – переспросил генерал (в глубине души он был рад, что не один сегодня опростоволосился). – Солдат звать, леса прочесывать. Как поймаем – сразу в Сибирь. И вас, Федор Максимович, с ним! Как всегда, переводчиком!
– В Сибирь? – начал хватать воздух ртом Терлецкий.
– А вы думали, вам орден дадут?
Федор Максимович уже и говорить не мог, только знаками показал, чтобы еще настойки плеснули.
– Могут, конечно, просто разжаловать, – продолжал издеваться Веригин. – На пенсию в любом случае не рассчитывайте. Деревенька-то есть?
– Маленькая, – чуть не плача, ответил Терлецкий.
– Значит, с голоду не помрете!
Со стула привстал Сочин. Холодные полотенца помогли снять отек возле глаза, и он решил поехать домой.
– Федор Максимович, а если депешу срочную послать? Ночью фельдъегеря поедут, мигом в Смоленск доставят.
Терлецкий ухватился за идею:
– Пошлите! Принесите бумагу и перо, кто-нибудь!
– Сию секундочку, – отозвался Рухнов. Вот и повод в кабинет войти. Зайдя, Михаил Ильич увидел сидевшего за бюро Митю. Молодой человек вытаскивал из ящиков листки и быстро просматривал. Интересно, что он ищет? Завещание? Вексель? Что-то еще?
– Дмитрий Александрович, пары чистых листиков не найдется?
Митя недовольно обернулся, и Рухнов извиняющимся тоном пояснил:
– Федору Максимовичу для государственных нужд…
– Пожалуйста, пожалуйста, – смягчился юноша. – Возьмите с края.
– Благодарствую. – Взяв бумагу, Рухнов быстро вернулся в трофейную. Чуть самое интересное не пропустил.
– Ах ты, мерзавец! – Растоцкий подобрал брошенные Федором Максимовичем рисунки, долго рассматривал, не в силах поверить, что там изображена его любимая Маша! Не владея собой, Андрей Петрович схватил со стола бронзовый канделябр и метнул в голову юноши.
Тот успел уклониться, а запустить второй подсвечник Андрею Петровичу не дали подскочившие исправники. Тучин на миг испугался, но быстро принял свою обычную горделивую позу с чуть выставленной вперед правой ногой.
– Отвезли бы вы, Мария Андреевна, своего ненормального папеньку домой!
– Мой отец нормален! Это вы – сумасшедший! Как вы посмели такое рисовать?
Тучин пожал плечами.
– Не думал, что эскизы так вас заденут!
– Эскизы? – чуть не задохнулась девушка.
– Ну, конечно! К новой картине, "Страшный суд". Это будет шедевр! Он обессмертит и меня, а заодно и вас, Машенька. Я так долго искал, с кого бы написать блудницу!
Тоннер на всякий случай загородил Маше дорогу. Вдруг она снова бросится на Тучина! Вернее, Илья Андреевич в душе надеялся, что бросится и сама попадет к нему в объятия. Машенька долго молчала, а потом произнесла:
– Очень надеюсь, что Бог покарает вас за грехи раньше, чем вы успеете нарисовать эту картину. Поехали, папенька, время позднее! Маменька волнуется…
Илья Андреевич расстроился. Маша Растоцкая с каждой минутой нравилась ему больше и больше. В будущей жене Тоннер мечтал найти все сразу: и друга, и любовницу, и заботливую мать детям, и опору в трудную минуту. Маша казалась ему идеалом! Он решил завтра же к ней посвататься.
– Позвольте с вами – сейчас опасно на дорогах. – Митя вернулся в трофейную и подбежал к Маше. Она улыбнулась! И Митю словно в первый раз увидела: очень мил! И красив! Зачем она маменьку слушалась? Ну и ладно, что не богат. Богатый вон каким подлецом оказался!
– Спасибо, Дмитрий. – Маша снова улыбнулась. – С нами слуги, так что не беспокойтесь. – Девушка нежно взяла его за руку. – Увидимся завтра. Мы придем проводить покойных в церковь.
Митя просиял.
– Я буду ждать! До завтра!
– До завтра!
У Тоннера от ревности сжалось сердце, кровь прилила к голове, отчего доктор покраснел. Он осмотрелся, но никто, слава Богу, этого не заметил. Илья Андреевич застыдился охвативших его чувств: и любви к Машеньке, и ревности к Мите.