Старовский раскоп

"Темные годы" имели для Кланов столь серьезные последствия, что отголоски их различимы до сей поры. Фактически, все проблемы современности уходят корнями в промежуток между 1917 и 1950 годами. Например, известная проблема дрессировки возникает лишь в 1947 году, как только начинаются переселения зооморфов в города. Тогда же в связи с отдалением от Источников снижается рождаемость в кланах. Вместо прежних трех-пяти детей теперь в семьях воспитывается не более двух. Кроме того, обостряются в городах, в условиях скученности и отсутствия охотничьих угодий, и межклановые конфликты. Таким образом, "темные годы" надолго вперед определили кризисную модель развития. Часть специалистов считает, что единственный способ преодоления кризиса заключается сейчас в возвращении зооморфов в исконную среду обитания. Другие предполагают компромиссные меры…

История Кланов

Саат выполнила обещание. Клан больше не голодал. По лесу бегало зверье, в реке плавала крупная, жирная рыба. Откуда это добро бралось, Ингмар особо не задумывался, а если и случалось, то представлял, как Богиня его плодит и оно лезет из-под белого подола, с визгами и свистами разбегается в разные стороны. Дребедень.

Саат приходила летом, среди какой-то душной ночи, когда Ульв кряхтел и хныкал в люльке. Фенечки не стало, и вдруг, неожиданно, опустел дом. Хотя Фенечка вроде бы и не так много в нем занимала места. Да и в жизни Ингмара… Ингмар потерялся. Когда Саат пришла, он долго глядел ей в глаза. После — в спину, когда богиня ушла. Впервые Ингмар отказался бегать с ней по лесу.

Клан, впрочем, был вполне доволен. Один Владимир глядел с подозрением. Вообразил, что глава расплатился жизнью жены?

Ульв рос, как и родился, хлипким и болезненным. Берегли его, берегли, а он всё болел и болел. Ингмар сперва боялся, что сын не доживет до года, потом — до двух. И просто — боялся. Богиня любила Ингмара, но любовь та была хуже неволи. Богиня спасла его, когда весь клан вымер. Богиня мучила и терзала его своими капризами. И снова спасла. Богиня убила Фенечку. И спасла Ингмара — опять. Теперь Ингмар боялся за сына. Ненавидел Саат. А после приходила женщина в белом платье — вся сотканная из тумана, вся прозрачная и сияющая — и Ингмар сходил с ума от восторга. Она протягивала ему руку — Ингмар шёл, как околдованный, как валерианой опоенный. С Саат бегали по росам, катались в траве, терзали уток и зайцев, а однажды на рассвете Ингмар проснулся, а Богиня так и спала у него в объятиях, как самая обыкновенная деревенская девчонка, белое платье измялось и выпачкалось в земле. А от воспоминаний о ночи в груди обожгло. Ингмар любил Саат до того, что дух перехватывало. И ненавидел. И Саат Ингмара на самом деле не любила, а только ревновала. Ингмар не глядел на деревенских девок, хоть мать и уламывала найти новую жену. Боялся за сына и за девок. Только страх никого еще не спасал.

К весне двадцать второго окончательно прижились и обустроились, насидели место. Если первые годы были — сплошь выживание, перебивание с сухарей на воду, то в тысяча девятьсот двадцать втором наконец почуяли жизнь. Волю. Первыми её почуял, конечно, сопливый молодняк. Видать, слишком много сказывалось баек долгими зимними вечерами, когда кроме баек нечем было кормиться. Легенды о Чудь-цветке, прибаутки о лешем с ведром, песенки о подвигах Вальки-Ухаря — всё оно кружило головы. А если в головах и сам по себе гуляет ветер, то это означает — нечто будет. Ингмар ясно видел — года три-четыре назад и его бы потянуло на подвиги. Чем он хуже какого-нибудь ухаря? Тогда бы подумал, что ничем. Сейчас Ингмар начал ощущать себя усталым и почему-то старым. Он больше не слушал баек. Ингмар слушал богиню и тихое сопение котенка-Ульва по ночам.

* * *

Волчонок был маленький и белоснежный. Чистенький, опрятный, пушистый. И мертвый. В боку у него зияла рваная дыра, страшно портившая всё снежное великолепие. Волчонка притащили в деревню два здоровенных лба, погодки Лёнька и Ерёмка, сынки Филипповы. Притащили и бухнулись в ноги главе. Дескать, хочешь — карай, а хочешь — милуй, только спаси. Ингмару одного взгляда на волчонка достало, чтобы сообразить, что именно натворили два зеленых обалдуя.