Старовский раскоп

— Мы охотимся только на то, что едим. Зачем вы ребенка-то? — тихо спросил Ингмар.

Звереныш, явно меченный песьим божком Канкуном, лежал дохлым в деревенской пыли. Что теперь будет?! С нами?! — беззвучно вопили братцы-погодки. Ингмару и самому было жуть как интересно. С Канкуном прежде сталкиваться нос к носу не приходилось. Но, например, Саат не прощала никогда и никого.

— Ну… заварили кашу…

— Мы…баловались…

— Вы баловалась, а Волкам — убийство младшего родича.

Волчонка закопали на деревенском погосте и даже почтили надгробием — авось, подобреет Канкун.

Ночью Ингмар достал из сундука бронзовую бляху-кошку и горячошептал: "Жалко обалдуев! Помоги, а? Что делать? Или ничего? Авось, само выправится?"

И, наверно, оно бы выправилось, если бы через пару дней другие обалдуи не отправились ловить куропаток на волчью часть леса.

Зачем? Кой черт их туда поволок?

Теперь уже, окончательно повзрослев, ответ Ингмар забыл. В четырнадцать или пятнадцать годков, вот как эти котята, Ингмар ответ бы знал. Мальцов отловили. От Волков пришёл хмурый беловолосый мужчина и сказал, что вот лично он сам отпустил бы дуралеев, жалко, да гневается великий бог. За волчонка гневается и за преступную охоту. Требует Великий честного боя. Саат зовет когтями помахать. А если она откажет? — спросил Ингмар. Светловолосый развел руками. Не обессудьте. Преступление должно быть наказано.

Саат не отказалась.

* * *

Разожгли костры — четыре огня потекли сосновым дымом. Дым этот уходил в небо робко, совсем не заслоняя ярко начищенных звезд. В глубине леса ухала неясыть. Два клана стояли по две стороны огня и глядели друг на дружку не враждебно, но и без доверия. Женщины и дети, одинаково бедно обряженные, присмиревшие подростки, набычившиеся парни, девки в будних сарафанах. Мальчишки-виновники, оба в рубахах небеленого полотна, жмутся плечо к плечу. Ингмар нахмурился, пытаясь уразуметь, чем ему не нравятся рубахи. Понял — рубахи погребальные. Черт бы побрал…

Собрались. Выкатилась в самый зенит луна. Стихли в ожидании Коты и Псы, и тут же заунывно затянулись песней на незнакомом наречии две девчушки-Волчицы. Песня текла, ширилась, затопляя собой поляну, дальние луга, овраги… Волки негромко подпевали и издалека подвывать взялись их дикие родичи. У Ингмара между лопаток забегали мурашки ужаса и тоски — столько боли и обещания мести вплелось в тягучую мелодию.

Ничего не происходило.

Луна разбухла и начала клониться к верхушкам елей, а те мелко трясли бахромчатыми ветками. Песня превратилась в бесконечный серый океан, запахло горькими брызгами и подступающим штормом. Мурашки слились в нервную волну.

И вдруг песня лопнула и разлетелась. Тишиной. Огни разом присели и зашипели. В травяное поле между кострами вывалился клубок — серое и черное.

Вой, рычание, клочья шерсти!

— Саат! — заорала Матрена. — Саат!

Клан подхватил, заверещал, закричал, затопал, загомонил. На другой стороне бесновались Волки. Кто-то сотрясал кулаками, кто-то — сорванными с голов косынками. В груди у Ингмара сердце выделывало фортели, в глотке пересохло.

— Саат! Канкун! Саат!

Продолжали выть далекие волки. Нет, уже недалекие. Со всех сторон из лесу выступили звери — черные в ночи, пахнущие остро и неприятно. Никто их не замечал. Искаженные лица ображены были только к клубку. Выкрикивали проклятья и ободрения. Казалось, клубок станет вертеться, рычать и скулить бесконечно долго, никогда не остановится. Вот серое и большое сверху, а черное трепыхается рыбиной. Вот черное вырывается и, горя глазами, дерет серое. Вот…

Закончилось внезапно. Серый Канкун, дранобокий, взмыленный, наступил лапой на грудь окровавленной Саат. Та заскулила, пробуя подняться и тут же падая обратно. Матрена заревела.

Мальчишек всё же отпустили в великодушии победителей. Ушли с рассветом, накатавшись в траве, наплясавшись у костров. Оттяпали еще кус леса и целую версту реки. К утру перепившиеся на радостях Волки братались с перепившимися от горя Котами. Ингмар этого всего уже не видел, ушёл в чащу и там до утра обнимался с растрепанной, опозоренной девицей, проигравшей, кажется, впервые в жизни. Сегодня Ингмар не боялся — жалел свою богиню.

— Я слабая сейчас. У меня даже святилище без Источника, — всхлипывала богиня. Точь-в-точь девчушка, у которой отобрали нарядные ленты и куклу. — Слабая. Источник мне нужен. Ингмар, попроси их, чтобы они источник открыли. Они его закрыли и я чуть не умерла…

Ингмар осторожно выспрашивал, кто это — "они". Богиня не знала. "Они" были чужими, страшными, сильными, прежде в лесу невиданными. Выходило, что, когда Саат появилась в лесу, "их" еще не было. Придя, они едва не убили саму Саат. Похоже, одним своим присутствием "они" выдавливали, выживали из леса всё мешающее "их" существованию. К счастью, "они" случались редко, и Богиня всё же не сгинула окончательно. А всё же собралась по клочкам и возвратилась к своим Котам.