Старовский раскоп

И ни в чем ведь мальчишку не убедил! Расстались почти врагами. Ушел, хлопнув дверью. Можно было бы подчистить ему память. Чтобы забыл он свою Саат намертво. Можно привить ему уважение к Верхнему Кругу. Для клана так будет гораздо лучше. Несомненно — лучше. Клан только выиграет, если дать его Главе побольше выдержки, ума, сочувствия… Но человека мы потеряем. Голова — слишком сложная штука, чтобы вот так по собственному хотению что-то в ней менять. Мы это поняли. Увы, слишком поздно и слишком дорогую цену за понимание пришлось заплатить. Да. Нам очень жаль. Мы хотели вас, корявых, темных, сделать лучше. Чище. Добрее. А вместо этого мы в вас убивали людей. Корявых и темных, но людей. Марионетки удобны. Но нам жаль. Если бы могли исправить. Так что, Ингмар, я тебя не трону. И богинька твоя пусть будет, мне не жалко. Не буду я тебя курочить, сам успеешь. Жалко, ох, жалко всёх вас…

* * *

— Ты ничего не добился. Почему ты не откроешь мне святилище?

— Где я возьму пять жертв?

— А ты придумай! Ты очень плохой слуга! Ты не любишь меня! Ты пошёл на сговор с этими… этими!

— Зато мой Клан не помрет с голоду. У нас не случится мора. Нас будут учить. А чем помогла нам ты?

— Ах, да ты! Как смеешь…

Взмах маленькой ручки.

Вот она какая, мощь божественного гнева, подумал Ингмар. А потом погрузился в беспамятство — на него словно маслодавильный жим опустился. Сжало, размазало и выпило соки. Очухался под утро в одиночестве, полежал, пережидая боль, кое-как поднялся и побрел в деревню. Впервые он посмел высказать своей Богине упрек. Покрылся холодным потом от одного только воспоминания о своей дерзости. Верхний, Игорь Семенович, соврал. Богиня не врэк. Врэки, они безопасные.

* * *

От Верхних явилась в тот день молоденькая девчушка в коротеньком, едва ниже колен, ситцевом платье в синий горошек. Сказала, что она учительница. Учительницу сопровождал плечистый хмурый мужчина, доктор, в помощь знахарке Ларе. По виду доктору было едва-едва за тридцать, и, когда его знакомили с Ларой, Ингмар поймал на её лице явственную тень снисходительного превосходства. Доктор, едва глянув на Ингмара, изменился в лице. Отвел в сторону и тихо пробормотал:

— Ни-икогда такого не ви-идел… Кто это-о ва-ас? — доктор говорил, удивительно знакомо растягивая слова. Знакомо… откуда?

— А что со мной? — солнце над головой плыло, небо шло черными пятнами.

— Так…. выпить… Дикость какая-то. А Лара Алексеевна не видит? Нет, дикость.

Большая рука доктора легла Ингмару на плечо. Солнце встало на место. Небо поголубело.

Позже выяснилось, что учительница на десять лет старше Ингмара, а доктор — почти ровесник Владимира. Учительнице выстроили просторную избу с большой комнатой — классом. Доктору выделили дом поменьше, на окраине, но чистый и уютный — в окна глядели юные липы, ставни изукрасили резьбой.

И стали жить по-новому. С утра учительница занималась с детьми, вечером на огонёк собирались бабы. Бабам учительница читала какие-то полезные листки про хозяйство да про детей, иногда — слезливые бабские романчики про маркизов да баронов. Бабы млели. Мужики плевались, а потом, глядь, сами потянулись. Гоголя читали и какого-то Верна…

Зимой с почина доктора выстроили ледяной городок. Две горки, до скользкости залитые водой, и самая настоящая ледяная башня — "как у сэра Айвенго". Кто этот сэр, Ингмар не знал. В башню полагалось лезть по крутым ступенькам и с самого верха оглядывать окрестности. Еще вырубили для городка две фигуры — того самого сэра с огромным дрыном в тяжелом кулаке, и невесту ему в красном платке и черной понёве. По ночам, проходя мимо снежной бабы, Ингмар боролся с мороком — баба меняется лицом, стройнеет, обращаясь в Фенечку, и долго смотрит вслед. Ободряло только знание — доктор тоже не спит. Пробивается из-за ставен докторского домика свет. Наверно, доктор тоже молится каким-то своим богам. Говорит с ними, вымаливает что-то, Ингмару неведомое, но жутко важное. Возможно даже, просит, чтобы воротили назад, откуда прислали доктора в заброшенную, всеми забытую деревеньку в тайге. Как он говорил? Дикость? Дикость и есть. Никогда прежде Ингмар не задумывался, а теперь вот затосковал. Есть мир! Другой, большой. В том мире электрический, желтый, как масло, свет превращает ночь в день. Там ходят паровозы. Там есть большие лавки — магазины. Там люди живут иначе, чудными, непонятными и манящими жизнями. А здесь что? Ледяные горки, волки, холод и смерть. Здесь дикость и глушь…