Старовский раскоп

Хотелось, страстно мечталось попробовать той иной, городской жизни. Вместо опостылевших сосен — высокие каменные дома. Вместо света лучин — лампы… Дороги, школы и — неведомые, но несомненные блага иной жизни. А еще там наверняка нет Саат. В городах должны быть свои, особенные боги. Это Верхние, но Верхних, в отличие от Саат, Ингмар почти понимал и совсем не боялся. В конце концов, когда-нибудь и Ульв станет таким, как они. Пусть он не узнает отца и даже не вспомнит, что у него был отец, но Ингмар-то будет знать… Будет помнить, что один из будущих богов рожден от его плоти. Как, наверно, была рождена когда-то Саат.

Впрочем, это всё были мечты, а насущное оставалось прежним — Волки, глушь, Богиня.

Учительница читала листки, доктор пользовал хворых, а по ночам из-под его ставен выбивался свет. Иногда. Еще реже Ингмар, проходя мимо, слышал скрип дверей и замечал замотанную в темный платок тонкую фигурку, проскальзывающую в приоткрытую дверь. Фигурка пахла Ксенией, Владимировой внучкой, и, если Ингмар не ошибался, было ей лет шестнадцать. Нужно было официально говорить с доктором, только Ингмару всё было недосуг. Впрочем, к концу зимы, ближе к маю, доктор пришёл сам. Помялся-помялся, да и бухнул:

— Ксюху хочу просить. Разрешишь?

— Хвостатую? Девку сопливую? Ты, ведун? Тебе ли чета?

— А что делать. Люблю её. Никогда бы не подумал, что найду здесь… Так разрешаешь?

— Больно нужно тебе мое разрешение. Всю зиму таскал на постелю… А, ладно. Не мне лезть промеж вас. К родителям её ступай. С ними объясняйся. Она взаправду брюхатая уже, или мне кажется?

Только по весне, когда потекли ручьи, и раскисла в берегах река, молодь опять полезла к Волкам. Или, может, Волки сами полезли. Они ж все — дурачье молодое, с зимней скуки одурелое. Вот и раскидывают когтями.

Двоих подрали насмерть, а когда еще двое полезли, так и у Волков кого-то пришлось прикапывать. Ингмар постоял, посмотрел на трупы. Медленно подумалось, что еще кусок земли теперь оттяпают. Или просить помощи Верхних? Нет, они "не вмешиваются во внутренние дела кланов". Саат взбеленится. Вот, собственно, и всё, что подумалось. Никой полагающейся главе Клана скорби. Отец бы, наверно, чувствовал и думал всё, что полагается чувствовать и думать в таких случаях. Но то — отец.

Оттяпают кусок земли…

К ночи к деревне потянулся песий запах. Останавливались, замирали на ходу лошадки, пробовали ветер. Ветер щедро кидал в ноздри горькую вонь слежавшейся шерсти. Ингмар велел всем, кто повзрослей да посмирней, становиться на лапы. Дух густел. Заполночь, под капель и шуршание едва прихваченных льдом луж, Волки пришли. Один, стальной, блестящий под луной, здоровый, встал у последнего деревенского плетня и зарычал. Рык прокатился по деревне, сотрясая самую землю, и Ингмар, подняв шерсть, зарычал в ответ. За плечами стального поднималась огромная черная тень. Волчья. Она стелилась на едва подсвеченные сосны, на мерзлую землю, застила небо и звезды. Даже, кажется, луна пошла рябыми тенями. По спине побежал холодок.

Ну, Саат, помогай… Ты давно хочешь драки. Ох, и потерзают бока твоего ленивого, нерадивого слуги.

Очертилась почти видимая граница: там — Волки, пахнущие смертью, здесь — свои, Коты. У своих защита и безопасность, у тех… Лапы понесли сами. Волк, рыча, стоял. Ждал, поганец. Он, матерый, ничуть не сомневался в своей победе.

Луна мигнула. Тень в полнеба колыхнулась и на мгновение застлала Ингмару взгляд.

Когда кончилась, стояли на границе, держась за руки, трое. Не сразу узнал. Сморгнул каплю воды. Доктор в простой рубахе. Учительница в скоро, небрежно накинутом полушубке и… Ксюха с заметно округленным животом.

В воздухе разлилось тяжелое, густое томление. Потом воздух совсем пропал.

А когда появился и Ингмар задышал жадно, взахлеб, тень песьего бога исчезла. Стальной волк остался прежним стальным волком. Но уже не пугал. Вильнул хвостом. Развернулся и ушёл.

Вот они, Верхние боги, подумал Ингмар. Наверно, Верхние боги…

* * *

Появление новых лиц ненадолго всколыхнуло болото деревенской жизни и Ингмар, встревоженный запахом нового, первое время томился от скуки, перечитывая по сотне раз все книжки учительницы. После опять утонул в повседневном. Всё реже снилась Фенечка. Она исчезала из судьбы Ингмара вместе с сыном, обнажив неожиданную яму, как обнажается под лапами неосторожной дичи яма ловушки. Зато иногда снились города — все как Нововерск большие. Глядели стеклами окон на глупого лесного кошака презрительно, с превосходством, но всё же впускали в свои хороводы улиц. Сны были мучительны тем, что после пробуждений тошно становилось глядеть на неказистые дома, на кривобокую деревенскую собачонку, на одинаковые Вёсны и Поминовения.