«Не знаю, в чем дело, дочь, почему он тебе не пишет. А узнавать к Шатровым я не пойду. И буду очень недовольна, если мои дочери сами женихов будут искать, а не женихи их… Думай лучше об учебе».
Лиза даже смутилась, читая письмо. «Может быть, я действительно не права, заговорив с мамой об Юре, — растерянно думала она. — Но ведь Юра для мамы был как сын, мы вместе росли…»
Мысль об Юрии все больше тревожила Лизу. Не видя его несколько лет, Лиза награждала Юрия всеми положительными качествами, какие ей только хотелось в нем видеть. Он был самый умный, самый бесстрашный, самый ласковый и преданный.
«Ранен?.. На особом задании?.. — тревожно думала Лиза. — Что случилось? Неизвестность страшнее самых тяжелых вестей!» Наконец, не выдержав, Лиза написала Шатровым. Но на другой день она получила письмо от Иринки.
«Юра ранен, — писала сестра. — Видимо, уж очень тяжело ему, так как письмо Шатровым написала какая-то женщина, военный врач. Я сама читала. Юра лежит в госпитале в Бузулуке…»
Лиза отпросилась на несколько дней, чтобы съездить в Бузулук.
Но почему же так тревожно на душе? Всю дорогу Лиза думала об Юрии, представляла встречу с ним. Он тяжело ранен, лежит в бреду. Наверное, очень изменился. Лишь бы все обошлось хорошо; какое бы ранение ни было, лишь бы выздоровел.
В маленьком вестибюле госпиталя Лиза в ожидании присела на жесткий диван, раскрыла чемоданчик. Он был почти пуст. Лиза привезла Юрию только два томика стихов его любимого поэта Маяковского да вышитую украинскую рубашку. Васса придумала рисунок и помогала подружке вышивать. Лиза разгладила складочки у ворота рубашки. «Славным кареглазым хлопцем будет в такой рубашке Юрка!» Она подняла голову от чемоданчика, когда услышала шаги по лестнице. К ней подошла пожилая женщина в белом халате поверх военного кителя. Лиза поспешно вскочила:
— Можно пройти к Шатрову?
Женщина в военном кителе молчала, испытующе глядя на Лизу. Лизе стало страшно.
— Сядьте! — Это было сказано с ласковой настойчивостью. — Я должна опечалить вас… крепитесь… Шатров… два дня назад…
И, увидев помертвевшее лицо девушки, военврач приказала медсестре:
— Василькова, дайте валерьянку!
Сестра подбежала к Лизе, но девушка сказала с трудом:
— Нет, зачем же… Не надо.
Военврач положила руки на плечи Лизы, заглянула в ее сухие глаза.
— Не надо отчаиваться… Вы комсомолка! — тихо сказала она. Ее полные щеки в мелких морщинках молодо вспыхнули, она еще тише добавила: — Вспомните… Зою…
Лиза молчала, стараясь побороть рыдание. Наконец овладела собой:
— Спасибо вам… Где он похоронен?
— Вы подождите меня… Я сдам дежурство и провожу вас.
— Нет… Зачем же?
— Провожу и расскажу вам о нем…
…После длинной от бессонницы и тоски ночи, проведенной в неуютной бузулукской гостинице, ранним апрельским утром Лиза шла на вокзал.
И на всю жизнь ей запомнились на окраине города тихая речушка с прозрачным утренним ледком у берега, да желтые корки тыкв, выброшенных сюда еще осенью, да невыносимо жалостливый стук железа под ветром на чьей-то крыше…