Старт в пекло

– Вот-вот. Именно вырастить. Да никак-нибудь, а с душой, любовью. Надо уметь создать агрофон, как говорят агрономы. Я ребят своих за собой таскаю и в мастерскую, и в поле сызмальства. Не потому что уж очень нуждаюсь в их помощи, хотя и это нужно. Нас-то ведь как учили: умеешь ложку держать, значит, и для дела гож. Я хочу, чтобы учась держать молоток в руках, дети мои жизнь понимать учились, людей труда хлеборобского. Вы вот того же Лыфенко послушайте как-нибудь. Как он говорит о кукурузе своей. Словно поэму читает! Но это для того, кто любит и понимает крестьянскую работу, для другого же его разговор интересным, быть может, и не покажется. И пройдет этот другой мимо Николая Федоровича, не увидев в нем ни беззаветного труженика, ни богатейшей души человека. А я хочу, чтобы дети мои любили его и таких, как он, понимали их с полуслова. Будет такое – станут они хлеборобами, людьми настоящими, уважаемыми.

… В тот день, когда он оставил Геннадия и Александра на агрегате одних (сам выехал в область по неотложным делам), звено перешло убирать хлеба на самый сложный участок. Но поначалу, кроме Анатолия Маринохи и Василия Ганича с Николаем Куликом, отвозящим от их комбайна зерно и солому, никто и не знал, что за штурвалом на «Колосе» Латарцева находится Геннадий. Потом догадались: уж очень осторожно ходила машина на разворотах. И стой минуты внимание всех членов звена то и дело переключалось на «молодежную пару»» не случилось бы чего. Случилось ни больше, ни меньше – вышел из строя передний баллон. Заменить его, считай не один потерянный час даже для бывалых механизаторов. Но…

Потом, когда я осмысливал характер Владимира Латарцева, суммировал и анализировал деятельность его и как активнейшего общественника и как опытнейшего механизатора, внедрившего массу новинок, сделавшего не одно рационализаторское предложение, мне почему-то припомнился именно этот случай. Случай с поломкой в отсутствие его, когда не только комбайнеры здешнего звена, но и соседнего пришли экипажу на помощь. Нет, стало быть, в селе к Латарцевым черной зависти. Есть уважение и гордость за земляка Героя. Как хотелось товарищам, чтобы и в этот день не сбавила темпов династия, ее слава. Такое отношение к человеку, думается мне, лучшая характеристика ему. И, разумеется, коллективу, пропитаться духом которого, быть своими среди дружных, сильных и добрых людей, так желает отец сыновьям.

Быть своим среди дружных, сильных и добрых… Это значит болеть их горестями и радоваться радостями этих людей. Это значит нравственно слышать трудовой народ и быть с ним вровень в гражданском самосознании. Это ли не величайшее мерило твоих способностей и достоинств?

…Мы сидим со старшим сыном Геннадием (младший Александр при батьке на комбайне) под абрикосовым деревом. Тихо. Только слышно, как падают на землю перезрелые плоды. Самая пора сбора урожая. Геннадий сосредоточен и молчалив. Что сказать корреспонденту? Назвать цифру намолота? Так он ее знает. Вон плещется флаг трудовой славы в честь их экипажа поднятый! Там черным по белому напечатано: «Есть 700 тонн. А будет тысяча». Может быть, рассказать, как спросил его однажды отец, приведя в загонку: «А ну-ка, сынок, скажи, какова урожайность на этом поле, если ты комбайнер?» Он возразил, было, тогда: «Комбайнер же, а не агроном». Э-э-э, брат – покачал головой отец, – так дело у нас не пойдет. Готовься-ка в техникум. Заочно, как я.

– Чему учит отец? – переспрашивает Геннадий меня. – Действовать так, как он. Получается ли? Не совсем пока. Но думаю, что получится. Ведь это дело совести нашей семейной.

Я тоже думаю так.

Перед хлебом все равны

Забывшись в тяжком сне после душной июльской ночи, проведенной рядом с отцом в поле, Юрка неожиданно был разбужен криками и звоном ведер. Выскочил на улицу и обомлел: горит их сарай, набитый сеном. Больно резанула мысль: «А где же Мишка?» Не раздумывая, кинулся в дым, в огонь…

Мишку, Юркиного пятилетнего племянника, нашли под кустом крыжовника подоспевшие соседи. Они же чудом сумели отстоять и дом, хоть и был он в каких-то десяти шагах от полыхающего двора.

Председатель колхоза И.А. Ларионов стиснул руками голову: надо же, как не везет им нынче с комбайнерами! У Головковых мать-старуха занемогла. Придется теперь Вере Семеновне с ней сидеть. И, значит, не будет в «Победе» лучшего семейного агрегата. По семь тысяч центнеров зерна намолачивал Николай с Веруней своей за сезон. И не где-нибудь на степных просторах, а здесь – на «заплатках» орловских… Чего-то опять мудрит Цуканов… Ох, человек! Золотые руки, комбайнер – милостью божьей, но характер – не приведи…

– Денисыч! – позвал Агронома Ларионов. – Пока время есть, давай-ка прикинем, где кого заменить – подменить сумеем.

Пыль тяжелая, едкая, клубами вьется за автомобилем. Жара. Говорят, по всей области тридцать восемь сегодня. Как-то по-особому – не шумят, а точно скребут по жести листья поникших у дороги ветел. Нечем дышать. Ларионов оборачивается ко мне. Глаза от хронического «недосыпа» воспалены, но улыбается: