Старуха

Через пару секунд пригорок закончился, и велосипед, разогнавшийся до неслыханной, наверное, максимально возможной для него скорости, как молния, влетел в аллею, ведшую к реке. Это был самый опасный участок пути, так как аллея была довольно узкая, да к тому же обсажена с обеих сторон деревьями и кустами. В таких условиях потеря управления, малейшее отклонение от прямой линии движения и, как результат, столкновение с древесным стволом могли закончиться для гонщика фатально.

Но Димон не зря слыл среди друзей и знакомых непревзойдённым, первоклассным велосипедистом, настоящим виртуозом, способным творить чудеса и выделывать такие номера, что все только дивились и восхищались, а кое-кто и завидовал. Он со своим «железным конём» составляли как бы нераздельное целое, единый организм, подчинявшийся одной воле и ведомый твёрдой рукой. И на этот раз, как и всегда, всё прошло безупречно, без сучка и задоринки. Велосипед, как ураган, пронёсся по продолговатой, затенённой кронами деревьев аллее, вылетел на пляж и, увязая в песке и стремительно теряя скорость, рванул к берегу. Но инерция его движения была так велика, что, даже несмотря на то, что его колёса тонули в мелком зыбучем песке и поворачивались всё тяжелее, он всё же прорвался к берегу, въехал в воду и только там, окончательно увязнув в илистом дне, остановился и завалился вместе со своим седоком набок.

Когда значительно отставшие от умчавшегося вперёд спутника Миша и Макс достигли пляжа, то увидели Димона уже выбравшимся на берег и вытащившим из воды велосипед. И сразу же заметили, что он находится в разгорячённом, даже несколько взвинченном состоянии, которое они поначалу приписали возбуждению от стремительной езды и вполне объяснимой радости от того, что он осуществил наконец свою давнишнюю мечту – съехал-таки с крутой горки без тормозов и докатил, не касаясь педалей, до самой реки, где и искупался вместе с «железным конём». Его широко раскрытые глаза сверкали, мокрое раскрасневшееся лицо было озарено блаженной улыбкой, движения были порывисты и беспорядочны. Не обращая никакого внимания на то, что он вымок до нитки, он вприпрыжку, как расшалившийся мальчишка, скакал по берегу, размахивая руками, дрыгая ногами и оглашая воздух гулкими ликующими возгласами. Если бы кто-нибудь посторонний увидел Димона в этот момент, то наверняка подивился бы такому бурному и непосредственному выражению чувств. И, скорее всего, решил бы, что парень маленько перебрал. Но пляж был пуст, вокруг, кроме троих приятелей, не было ни души, и никто не мог полюбоваться непритворной, бившей через край радостью Димона. За исключением разве что уток, которые, будто помня, как обошёлся с ними Димон во время прошлого своего приезда сюда, плавали поодаль и с опаской поглядывали на него, и чаек, с хриплыми отрывистыми криками рассекавших воздух длинными белыми крыльями с тёмными кончиками и тоже посматривавших с высоты на метавшегося и жестикулировавшего, словно обезумевшего, человека.

Увидев подъехавших и спешившихся друзей, Димон, не переставая подпрыгивать и махать руками, бросился к ним и пронзительным, захлёбывающимся голосом возопил:

– Не, ну вы видели, а? Вы видели?! Я сделал это! Я, мать вашу так, это сделал! Даже не коснулся тормоза. Пролетел как ракета! До самой реки. Всё, как я хотел…

И, вероятно, не в состоянии выразить обуревавшие его чувства, не находя подходящих слов, он завертелся на месте волчком, затрясся всем телом, извиваясь, выбрасывая руки в стороны и болтая головой. И сипло, заплетающимся языком бормоча:

– Я ещё и не то сделаю… Не остановлюсь на этом… Я способен на большее… Я такое утворю, что все ахнут, рты разинут… Только бы времени хватило… только бы успеть…

Макс, видя приятеля, только что замкнутого, молчаливого, как будто подавленного, в таком ажиотаже, мгновенно проникся этим буйным, заразительным весельем и, недолго думая, бросил велосипед и тоже принялся прыгать, выписывать кренделя и издавать громкие раскатистые выкрики, напоминавшие дикие боевые кличи.

Совсем по-иному отнёсся к увиденному Миша. Едва взглянув на Димона вблизи, он сразу же понял, что тот не в себе. Его показной, фальшивый энтузиазм нисколько не обманул друга. Напротив, насторожил и немного встревожил. Это было ненатуральное, нездоровое воодушевление, способное ввести в заблуждение только простоватого Макса. Миша же тут же определил, что у товарища истерика. И это тем более удивляло и даже немного пугало, что уж кто-кто, а Димон отличался редкостной выдержкой, хладнокровием и здравомыслием, которые не раз демонстрировал в сложных, подчас экстремальных ситуациях и которые вызывали у всех знавших его, в том числе и у Миши, искреннее уважение, а то и зависть. Но, по всей видимости, тяжёлые впечатления минувших дней, и в особенности нынешнего дня, дали себя знать, и даже крепкая, никогда прежде не подводившая его нервная система Димона дала сбой.