Читаем Старые сказания полностью

Она: Милый, мысль в голову

Вдруг мне взбрела,

Ведь делить нам поровну.

Не рад ты, не рада я.


Он: Да, правда. Тоже идеи,

Набивают голову сильнее,

В дремучем лесу как найдемся…


Она: Милый, а давай разведемся?

Зеркало


Глеб: Милая моя, я тебя люблю!


Антонина: Я тоже люблю, но все к одному.

Такие встречи меня не воодушевляют,

Хотя и тона комнаты привлекают,

И опять ведь сюда я вернусь.


Глеб: Любимая, я разведусь…


Антонина: Ну сколько, еще нам ждать?

Мне, итак, нехорошо понимать,

Что я увожу мужа от жены.


Глеб: В этом нет твоей вины.


Антонина: Ладно тебе, Глеб, не надо!

Я ведь и этому вполне рада.


Глеб: Что делать? Да я ступил…

На ком себя я женил,

Нет любви к моей Елизавете,

Ты у меня одна, на всем белом свете.


Антонина: Извини, но мне кажется иногда,

Что убеждаешь в этом меня.


Глеб: Ой-ой, какие мы интересные.


Антонина: Да, люди мы всем известные

И никто даже не подозревает,

Что с девяти до двенадцати нас объединяет.

Ах-ах, скоро придет твоя жена,

Она еще с ума не сошла,

От твоего безразличного отношения?

Намекает на одно лишь стремление,

Скорее развестись с тобой.


Глеб: Да она еле выдерживает этот бой,

Еле-еле со мной уживается,

Словесно со мною сражается

И хочу к разводу подвести.


Антонина: Ладно, мне уж пора идти.


Глеб: Завтра в девять будь как штык,

Я ведь все-таки мужик,

Мне нужны же эти ласки,

Кончается броня, лопаются маски.

Так что завтра поспеши,

И себе по делам иди.


(А зеркало сверху наблюдает, секреты свои скрывает).


Елизавета: Дорогой мой муженек!

Ты всегда вводишь меня в шок,

Я горжусь, милый ты, родной,

А в семье то вон, в другой,

Что не ссоры, то раздоры, разногласия…


Глеб: Да, любимая, согласен я!

Кабы не сглазить, но я браку рад,

Расторгнуть союз, тогда не человек я, а гад.


Елизавета: Что за речи? Не пойму.


Глеб: Это, женушка, я так шучу.


Елизавета: Ты смотри мне так шутить,

Думать надо, прежде чем говорить.


Глеб: Ну ладно, прости, я больше так не буду,

Коли начну, сразу меня к суду.


Елизавета: Ох, надоело… С двенадцати до пятнадцати дома быть,

В это время домой приходить.

Нет, чтоб по шестнадцать часов, ну кто осудит?


Глеб: Так привыкнешь, хорошо будет.


Елизавета: Слушай, ах, у нас какое

Зеркало красивое, зеркало большое

И все ведь оно видит,

Право, молчанием своим обидит.


Глеб: Да… То верно, так верно…


Елизавета: А, представь, было бы наверно,

Зеркало могло бы говорить,

Показывать, за хозяином следить.


Глеб: Экая мысль у тебя появилась,

Уверяю, ничего хорошего бы не получилось.

А хотя, в этом есть плюс,

В картах уверенный туз.


Елизавета: Сколько бы раскрылось преступлений.


Глеб: Да, точно, без сомнений.


Елизавета: Сколько нового бы узнали.


Глеб: О чем поэты не сказали.

Ведь в этом есть и интерес,

Что молчит этот бес.

Не узнать никак, а надо разобраться.


Елизавета: Ой, времени сколько, пора собираться.


(А зеркало сверху наблюдает, секреты свои скрывает).


Глеб: Все, нет у меня сил.


Екатерина: Милый, ты, как всегда, неотразим.

Но хотелось бы одно сказать,

Не желаешь ли ты с женой порвать?


Глеб: Ты что, сдурела? С ума сошла?

Порвать? Как тебе мысль в голову взбрела?


Екатерина: Прости-прости! Меня прости.


Глеб: Ладно-ладно, на будущее смотри.

Но я все равно тебя люблю

И нашей встречи как школьник жду.


Екатерина: Правда-правда? Спасибо большое!

За слово великое, за слово такое.


Глеб: Ты такое нежное создание,

Ты действуешь на мое сознание.


Екатерина: Интересно, это как?


Глеб: Не могу плохо сказать,

Мысли путаются, это факт

И при этом не могу молчать.


Екатерина: За грубый голос прошу прощения.


Глеб: Это твое решение!

Но ты не думай, не гадай,

Ты хороша, ты мой рай.


Екатерина: Милый, уже года два,

С пятнадцати до восемнадцати, по три часа у тебя.

Не желаешь ли у меня?

Ведь ты с женой делишь постель,

Сегодня второе, уж апрель.


Глеб: Нет, деточка, не хочу!

Я постель эту люблю,

На ней оставлены желания

И какие-никакие воспоминания.

Здесь моя крепость, здесь мой покой,

Останавливается время в застой,

Не потерпит моя душа

Покинуть это место. Никогда!


Екатерина: Ну как хочешь, как пожелаешь.

Ну что, милый, ты меня провожаешь?


Глеб: Пойдем, милая, пойдем,

Попрощаемся с этим днем.


(А зеркало сверху наблюдает, секреты свои скрывает).


Глеб: О, любовь моя, я так тебя ждал!


София: Я здесь, сердце украл,

Тебе было дано домашнее задание,

Перетерпеть боль и тоски страдание.


Глеб: Да покровительница, терпел,

Тяжек мой мужской удел.


София: Молодец, подлец! Молодец, мерзавец!

Все равно ты мой заяц.

Я смотрю на твои часы,

Мало осталось для нашей игры.


Глеб: Мало сударыня, очень мало.


София: Кошке в рыло попало.

Почему, с восемнадцати до двадцати одного, мы вместе?


Глеб: Я, сударыня, скажу честно,

В этом нет моей вины,

Дольше быть только мечты.


София: Ах уж эта жестокая любовь…

Не хватает нам и трех часов.

Итак, я поставила свой указ,

По всем правилам диктую сейчас.

Первое: не любить кроме меня никого.


Глеб: Выполняемо, сударыня, выполняемо.


София: Молчать! Я знаю это!

Второго почему-то нету.


Глеб: Стоило ли вообще начинать?

Свои правила читать.


София: Молчать, невежа! Молчать! Говорю.

Ты меня должен слушать и не гу-гу,

Ладно, пора нам собираться,

Время идет, а все не разобраться.

Где твои вещи? Где мои?

Ну же пес, ищи-ищи.


Глеб: Нашел Ваши… И мои, собачьи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное