Старый альбом

Он не был эгоистом: вечно кому-нибудь помогал, во время войны первым внес в фонд обороны 25 тысяч рублей, на собственные средства построил и содержал музыкальную школу в родной Марьяновке, двадцать лет давал концерты в пользу одного московского детдома. А вот на лишнюю норковую шубку для Гали тратиться не желал: говорил, что замужняя женщина должна быть скромной.

Все стало совсем сложно, когда родилась вторая дочь, Анастасия. У девочки обнаружился врожденный сколиоз. Галина Ермолаевна принялась месяц за месяцем, год за годом таскать дочь по врачам. Помогла операция, проведенная знаменитым профессором Чаклиным. Тогда импульсивная Галина Сергеева бросила Козловского и ушла к Чаклину — тот ради нее тоже оставил и жену-красавицу, и троих детей…

После ухода жены Козловский тосковал несколько лет. На пике славы в 1954-ом году он уволился из Большого театра, стал проситься в Ново-Афонский монастырь. Но в монастырь не ушел, хотя больше так и не женился, сохранив любовь к Галине Сергеевой. Прожил холостяком почти сорок лет. По дому ему помогали благодарные поклонницы.

Козловский по-прежнему пел, оставаясь в прекрасной физической и вокальной форме. Это подтверждали его постоянные выступления, вплоть до восьмидесяти лет. В то же время Иван Семенович был сущим наказанием для организаторов концертов: уговорить его лишний раз выступить было чудовищно трудно. Даже пообещав, Козловский вечно искал повод, чтоб в последний момент отказаться петь. А, если уж все-таки пел, то вполсилы — «экономил» голос. К своему голосу он до конца дней относился с фанатичной бережливостью.

Отдельная тема — своеобразное озорство, талантливое ребячество, которым Иван Семенович Козловский удивлял и поражал иногда окружающих. Он обожал розыгрыши.

Во время первой встречи со своей будущей женой Галиной Сергеевой персонал дома отдыха в Мисхоре решил отметить своеобразный юбилей Козловского: 10 лет подряд певец ездил к ним. Из жердей, мочалок, подушек, одеял и кастрюль соорудили памятник «юбиляру». Подготовили концерт. Разумеется, без участия Козловского. Гвоздем программы должен был стать певец детского музыкального театра Илья Терьяки. Когда Терьяки спел, зал захлебнулся восторгом: «Это же новый оперный гений!». Аплодисменты — бешеные! Но тут из-за кулис вышел… Иван Семенович. Оказалось, пел он, а Терьяки лишь открывал рот.

Козловский мог прибить гвоздями к паркету чьи-нибудь галоши в гримерке театра, или завязать морским узлом концертные брюки. Мог откатить машину приятеля в соседний двор, или подложить в карман собственному аккомпаниатору серебряные вилки со стола на правительственном банкете. Как-то начал подпевать выступающему на сцене тенору, сидя в зале в качестве зрителя, чем вызвал шквал аплодисментов публики. В другой раз, когда Козловский с группой артистов возвращался с гастролей на самолете, он стал громко спорить с пилотом по поводу маршрута. Потом сам уселся за штурвал на высоте нескольких тысяч метров. Пассажиры были в шоке. Оказалось, это просто очередной розыгрыш: был включен автопилот. Иван Семенович с годами не менялся!

Люди, знавшие Ивана Семеновича Козловского при жизни, отмечали, что он был очень суеверным. Если кошка перебегали дорогу даже перед его автомобилем, он разворачивался и ехал в другую сторону. Если клавир, не дай Бог, падал на пол, на нем полагалось немедленно посидеть. Перед выходом из дома он обязательно выбрасывал монетку. Перед тем как сесть в поезд, клал такую же монетку на рельсы — от сглаза. Когда Иван Семенович шел на сцену, уборщицы быстро убирали с глаз долой пустые ведра — иначе он мог отказаться петь. Ноты 40 лет носил в одном и том же портфеле, подаренном ему в 1924-ом году коллегами на бенефис. В конце концов, потрескавшуюся ручку портфеля пришлось обмотать проволокой. Пел Козловский всю жизнь в одних и тех же рубашках — с некоторых пор штопаных-перештопаных — и в тщательно сберегаемых стоптанных башмаках.

С некоторых пор к этим его драгоценным раритетам прибавился еще один — белая пилотка Джевахарлала Неру. Когда-то тот подарил ее сестре А. П. Чехова, а уж Мария Павловна отдала Козловскому. Иван Семенович почему-то считал, что носить эту пилотку — к здоровью и долголетию. В этой пилотке он и появился в последний раз на людях — в Московской консерватории в декабре 1993-го года. Ему было тогда 93 года — ровесник века…

Чуть ли не до последних дней Иван Семенович делал гимнастический крест на кольцах, которые висели у него в комнате. И никогда не принимал лекарств, потому что считал, что их пьют одни старики. И что совсем уже поразительно, свой чудесный серебристый голос он все-таки сохранил до самой смерти 21 декабря 1993 года. Уникальный случай для тенора!

АЛЕКСАНДР КОЛКЕР: композитор, научившийся «молчать, когда его не замечали»

Александр Колкер (род. 1933 г.)