Старый английский барон

Той же осенью, когда Эдмунду исполнилось восемнадцать лет, барон объявил о своем намерении с наступлением весны послать молодых людей, принадлежавших его дому, во Францию поучиться ратному искусству и показать свою смелость и ловкость.

Недруги Эдмунда столь искусно скрывали свою вражду к нему, что его покровитель ни о чем не догадывался, однако среди слуг, нередко самых внимательных соглядатаев жизни господ, ходили о ней толки. Эдмунд пользовался любовью слуг, и, надо полагать, не без основания, ибо они редко когда доброжелательно относятся к приживалам или вошедшим в доверие челядинцам и обычно питают к ним зависть и неприязнь. Эдмунд был любезен с прислугой без фамильярности, чем и снискал ее расположение, которого особо не добивался. Среди слуг барона был старик по имени Джозеф Хауэлл, который в свое время служил старому лорду Ловелу и его сыну. А когда молодой лорд умер и сэр Уолтер продал замок своему зятю, барону Фиц-Оуэну, Джозефа, единственного из прежних слуг, оставили там, поручив следить за порядком до прибытия нового владельца, последний же взял его к себе на службу. Джозеф был человеком, который мало говорил, но много размышлял, он молча усердно занимался своим делом, более озабоченный исполнением собственного долга, нежели стяжанием милостей, и, казалось, не стремился подняться выше, вполне довольствуясь своим нынешним положением. Этот старик, когда вокруг никого не было, подолгу любовался Эдмундом, а порою глубоко вздыхал, и по его щеке катилась слеза, как ни пытался он ее удержать. Однажды Эдмунд заметил, что слуга растроганно вытирает глаза ладонью, и спросил:

— Мой добрый друг, почему ты смотришь на меня так пристально и с такой нежностью?

Старик ответил:

— Потому что люблю вас, мастер Эдмунд, и желаю вам добра.

— Я от души благодарен тебе, но могу отплатить тебе за любовь лишь ответной любовью, поверь, самой искренней.

— Спасибо, сэр, — молвил старик. — Это всё, чего я желаю, и больше, нежели заслуживаю.

— Не говори так, — возразил Эдмунд. — Если бы я мог лучше отблагодарить тебя, я не произносил бы так много слов, но, увы, кроме слов, у меня ничего нет.

Сказав так, он пожал руку Джозефу, и тот, желая скрыть свои чувства, поспешил уйти, бормоча:

— Да благословит вас Господь, мастер Эдмунд, и да ниспошлет вам судьбу, достойную вас! Ну как не думать, что вы рождены для более высокого положения?!

— Ты же знаешь, что это не так, — произнес Эдмунд, но Джозеф уже удалился и не услышал его.

Внимание и интерес посторонних, любовь отдельных обитателей замка вместе с тем осознанием своих достоинств, которое дано незаурядным натурам, порою разжигали в сердце Эдмунда огонь честолюбия, но юноша не позволял ему разгореться, напоминая себе о своем низком происхождении и зависимом положении. Он был скромен, но отважен, кроток и учтив со всеми, общителен и искренен с любящими его, с ненавидящими — сдержан и любезен, щедр и полон сострадания к несчастьям ближних, почтителен без подобострастия со своим покровителем и знатными особами.

Однажды, когда он мужественно защищался от злокозненных измышлений, мастер Роберт обвинил его в том, что он спесив и высокомерен с родственниками барона. Эдмунд отрицал это обвинение смиренно, но твердо. Тогда мастер Роберт резко спросил:

— Как смеешь ты возражать моим кузенам? Уж не хочешь ли ты уличить их во лжи?

— Я не скажу ни слова, сэр, — ответил Эдмунд, — но буду вести себя так, что вы сами им не поверите.

Мастер Роберт надменно приказал ему молчать и помнить свое место, впредь не вступая в спор с людьми, столь превосходящими его во всех отношениях.

Из-за приготовлений к отъезду во Францию раздоры несколько утихли. Мастер Роберт перед отбытием должен был явиться ко двору, где его, как все надеялись, ожидало посвящение в рыцари. Барон хотел назначить ему в оруженосцы Эдмунда, но давние недруги юноши воспрепятствовали этому, уговорив Роберта остановить свой выбор на человеке из числа его собственных слуг, некоем Томасе Хьюсоне, которого смутьяны неустанно подстрекали к соперничеству с Эдмундом и который не упускал случая задеть юношу. Однако это решение лишь сильно уронило мастера Роберта во мнении всех, кто знал о достоинствах Эдмунда и счел, что молодой человек показал себя весьма недалеким, если не сумел оценить и вознаградить оные.

Эдмунд испросил у своего господина разрешения стать слугою мастера Уильяма.

— А когда его посвятят в рыцари, что, без сомнения, произойдет в один прекрасный день, — добавил Эдмунд, — он обещал сделать меня своим оруженосцем.

Барон исполнил просьбу Эдмунда, и тот, будучи избавлен от необходимости прислуживать остальным членам семьи барона, всецело посвятил себя служению своему дражайшему мастеру Уильяму, который обращался с ним на людях как с доверенным слугою, а наедине как с задушевным другом и братом.