Старый английский барон

— Сдается мне, тут найдется тот, кто почтет за честь служить вашей милости, — произнес Уайет. — Боюсь только, ему недостает хорошего воспитания.

Джон покраснел от волнения и, не удержавшись, вступил в разговор:

— Сэр, я могу поручиться, что вы оцените мою преданность, усердие и быстроту ног, а коли я малость неотесан, так всегда рад подучиться, дабы угодить моему благородному господину, лишь бы он соблаговолил испытать меня.

— Ты хорошо сказал, — одобрил его сэр Филип. — Я уже удостоверился в твоих достоинствах и рад, что ты желаешь служить мне. Если твой отец не возражает, я беру тебя к себе.

— Возражать, сэр! — воскликнул крестьянин. — Да я горжусь, что могу отдать его в услужение столь благородному рыцарю. Я не стану выдвигать никаких условий, а предоставляю вашей милости воздавать ему тем, что он заслужит.

— Превосходно, — сказал сэр Филип, — вы не пожалеете. Я обязуюсь заботиться о молодом человеке.

На том и порешили, после чего сэр Филип приобрел у крестьянина лошадь для Джона.

На следующее утро, щедро вознаградив добрую чету, напутствовавшую его благословениями и молитвами, рыцарь отправился в дорогу вместе с Джоном. Остановившись в месте, где был похоронен его верный слуга, сэр Филип заказал молебен за упокой его души, а затем не торопясь продолжил путь и благополучно прибыл в свое имение. Домочадцы обрадовались его приезду, нового слугу рыцарь оставил при себе. По возвращении он принялся искать в округе тех, кто нуждался в его помощи, видя, как попирается добродетель, сэр Филип был рад утешить и поддержать ее. Он проводил свои дни в служении Создателю и прославлял Его, неся добро Его созданиям. Часто он размышлял обо всем, что приключилось с ним во время его недавнего путешествия на запад, и на досуге записал все в подробностях.

Далее в манускрипте пропущено четыре года:{31}видимо, это входило в замысел автора. Последующий текст написан другой рукою, а начертание букв выглядит более современным.

В это время стало сбываться предсказание сэра Филипа Харкли, что рано или поздно Эдмунд своими достоинствами вызовет зависть и наживет себе врагов. Сыновья и родственники его покровителя стали искать случая уличить юношу в каком-нибудь проступке и представить в невыгодном свете. Старший сын и наследник барона, мастер Роберт, не раз ссорился из-за этого с мастером Уильямом, вторым сыном барона, поскольку тот испытывал привязанность к Эдмунду и не единожды защищал его от злобных наветов брата и других родственников, среди которых были Ричард Уэнлок и Джон Маркхэм, сыновья сестер лорда Фиц-Оуэна, а также некоторые из числа его дальней родни. Тайные завистники старались преуменьшить незаурядные достоинства Эдмунда в глазах барона и его семьи. Мало-помалу они возбудили в мастере Роберте неприязнь к Эдмунду, которая со временем укоренилась в душе юноши и превратилась в открытую враждебность.

Ненависть молодого Уэнлока укрепляло еще одно обстоятельство: он питал всё возраставшую страсть к единственной дочери барона, леди Эмме, а у любви орлиная зоркость, и он замечал (или, возможно, лишь внушал себе), что Эмма смотрит на Эдмунда благосклонно. Случайные услуги, которые тот оказал ей, пробудили в ней благодарность и некоторый интерес к юноше. Она изо дня в день видела его прекрасное лицо и достоинства, что, вероятно, способствовало тому, чтобы ее уважение переросло в более нежное чувство, хотя сама она не сознавала этого, полагая, что лишь платит дань признательности и дружбе.

Однажды на Рождество барон со всем семейством отправился навестить своих знакомых в Уэльсе. Когда они перебирались вброд через реку, лошадь леди Эммы, ехавшей позади своего кузена Уэнлока, оступилась и упала, сбросив всадницу в воду. Эдмунд в мгновение ока спрыгнул с коня, кинулся леди Эмме на помощь и вынес ее на берег столь быстро, что не все даже успели заметить произошедшее. С этого дня Уэнлок всячески старался уронить Эдмунда в ее мнении, леди Эмма же полагала долгом благодарности и справедливости защищать юношу от злобных нападок врагов. Как-то раз она спросила Уэнлока, почему он так старается заслужить ее расположение, наговаривая на Эдмунда, которому она многим обязана. Он не нашелся, что ответить, но обида глубоко укоренилась в его уязвленном сердце, и с тех пор любое слово, сказанное в похвалу Эдмунду, точно отравленная стрела терзало душевную рану Уэнлока, воспалявшуюся с каждым днем всё сильнее. Порою, рассуждая о мнимых прегрешениях Эдмунда, он находил им оправдания, с тем чтобы при другом случае приписать юноше грех неблагодарности. Злоба разрушительнее всего воздействует на сердце, стремящееся утаить ее, искусно скрываемая, она часто является под личиной прямодушия. Так Уэнлок и Маркхэм злоупотребляли доверчивостью мастера Роберта и других родственников барона, один мастер Уильям устоял против всех их наветов.