Старый корабль

«Балийский универмаг» процветал, а на компанию по производству лапши одна за другой обрушивались неприятности. Сначала министерство внешней торговли наложило арест на несколько сотен тысяч цзиней экспортной лапши, потом оказалось, что деньги на расширение производства наполовину потрачены, и в повторных кредитах было отказано. Лапшу оставалось лишь пустить на внутренний рынок с понижением цены, и это был серьёзный убыток. Больше всего тревожило приостановленное расширение фабрики, денег взаймы больше никто не давал, капитал не прирастал, первоначальные вкладчики беспокоились и неоднократно требовали вернуть средства. «Должностное лицо» злорадно сообщала посетителям магазина: «Мужчине против женского проклятия не устоять. Чжао Додо мною проклят, я каждый день проклинаю его. Ещё посмотрите, какие неприятности его ждут». Народ уже поговаривал, что её предсказания сбываются, потому что пронёсся слух о том, что скоро в Валичжэнь нагрянет группа по проверке, что на главу группы, приезжавшей в прошлый раз, наложено взыскание. Прошло чуть больше недели, группа действительно приехала, и в её работе принял участие партсекретарь горкома Лу Цзиньдянь.

Суй Цзяньсу в это время вдруг стал чувствовать себя как на иголках, выходил из дома по несколько раз на дню. Ему не хотелось разговаривать, иногда, нахмурившись, он смотрел куда-то вдаль. Однажды, когда «должностное лицо» и Чжоу Яньянь ушли, он уселся на корточки на прилавок — привычка, от которой он вообще-то давно избавился. Вскоре явилась урождённая Ван и, войдя, закрыла за собой дверь. Цзяньсу осторожно глянул на неё. Длинная шея держалась прямо, будто железная, а прижатый подбородок подрагивал. Улыбаясь, она смотрела на Цзяньсу. Тот беспокойно кашлянул.

— Эх, ты! Хе-хе… Думаешь, можешь что-то скрыть от меня? Мальчишка ты несмышлёный! — И она хлопнула его по заду.

Цзяньсу слез с прилавка и воззрился на неё. Урождённая Ван потёрла складки кожи под подбородком и сказала:

— Надо же, какой смирный ребёночек! У тебя же глаза как у орла, заслышал последние слухи, так сразу впился взглядом в фабрику. Верно?

Цзяньсу вынул сигарету и, закурив, выдохнул дым ей в лицо:

— Ну, а если и так?

Урождённая Ван отмахнулась от дыма и шепнула Цзяньсу на ухо:

— Четвёртый Барин тебя ценит, часто хвалить начинает…

Сердце Цзяньсу забилось. Он не понимал, что за этим скрывается. А Ван продолжала:

— Четвёртый Барин говорит, что Чжао Додо старый дурак, что к настоящему процветанию компания по производству лапши может прийти лишь под руководством Цзяньсу. Он частенько заговаривает со мной об этом, — Говоря, она не отрывала глаз от лица Цзяньсу.

Тут ему всё стало ясно: Чжао Додо скоро конец, Четвёртый Барин думает найти ему замену, хочет, чтобы Цзяньсу разобрался с этим развалом. Холодно усмехнувшись про себя, он сказал:

— Вот уж большое спасибо почтенному за то, что так высоко ценит меня.

— Вот именно, — довольно хихикнула урождённая Ван. — Ты паренёк неглупый. У любого, кто хочет чего-то достичь в Валичжэне, без присмотра Четвёртого Барина ничего не получится. Так что не надо забывать про старика, про то, кого он ценит.

Цзяньсу кивал, а в душе поднималось невиданное доселе отвращение к Ван. С улыбочкой он сделал в её сторону неприличный жест, и она аж затряслась.

Чжоу Яньянь приехала лишь на время отпуска, и вскоре они с Цзяньсу вернулись в город. В очередной приезд Цзяньсу привёз лазерную машинку для прокалывания ушей. Имея опыт с джинсами, девицы городка с удовольствием воспользовались этой машинкой. В цехе на фабрике все работницы прокололи уши, кроме Наонао и Даси. Даси частенько поглядывала в сторону магазина, представляя себе человека внутри. Она понимала, что если Цзяньсу будет прокалывать ей уши, он неизбежно будет дотрагиваться до мочек, и боялась, что может не выдержать, поэтому сдерживала себя и избегала лазерного луча. Наонао очень хотела завести серёжки первой. Но как-то случайно подслушала, как Суй Баопу говорил с дядюшкой о Цзяньсу, и поняла, что Баопу — яростный противник этой машинки. И сразу потеряла интерес к серёжкам. В цехе она перемешивала белоснежными руками крахмальную массу и при этом без конца вздыхала. Все думали, что она не может примириться с тем, что ходит без серёжек, и тянулись руками к её мочкам. Наонао отталкивала их, рассерженно переводя дыхание. Иногда она выходила из цеха одна, заворачивала на участок просушки, брала шест для размешивания крахмальной массы и заходила на старую мельничку. Завидев широкую спину Суй Баопу, она в шутку просовывала туда шест, якобы для того, чтобы ударить. Баопу резко оборачивался, и она его быстро убирала. И начинала приплясывать около мельнички в стиле диско. Баопу закуривал трубку, а она говорила:

— Все уши себе прокалывают. — Баопу в ответ что-то хмыкал. — Прокалывать дырки в хорошеньких ушках — не по мне это.

— Верно, — соглашался Баопу. Наонао долго смотрела на него страстным взглядом, потом роняла:

— Вы, мужчины, курильщики страшные. И ты много куришь.

Баопу молчал. Попрыгав ещё немного, она косилась на него яростным взглядом и уходила.