Щит был у Фолкмара был старый, но добротный, видимо потому, что, мотаясь по трактирам, он совсем мало им пользовался. За пару десятилетий краска успела облезть, и от одинокой башни на голубом фоне, стоящей между солнцем и полумесяцем, почти ничего не осталось. У лорда щита он тоже нигде не нашел, а посему герб его дома был вышит только на коричневом бархатном плаще — кабан, вставший на дыбы в окружении трех яблок. Дальнозоркий Фолкмар успел узреть его, когда тот остановился.
— Да, это мой щит. Герб истерся, это правда, но я скоро обновлю его, как только мы доберемся до Перелеска, — Фолкмар не знал, говорит ли он правду, — Наверняка, там найдется много красильщиков, которые умеют малевать картинки.
— Плевать на герб. Что у вас с доспехом? В нем огромная дыра.
— Мне не повезло встретиться с кабаном, — «С еще одним кабаном», — подумал Фолкмар, вспомнив герб на плаще не в меру любопытного лорда. Но лорды бывают любопытны, как и все люди, вот только они могут позволить себе задать парочку неуместных вопросов.
— С кабаном? Вы хотите сказать, что остались живы после того, как он проткнул вам доспех? Быть может, это случилось весен тридцать… нет… пятьдесят назад?
— Нет, это случилось несколько лун назад. Столько весен назад он не смог бы проткнуть клыком мой доспех. Вороненая сталь очень тверда.
— Хм… действительно, только такой ржавый, истлевший в труху доспех могут взять чьи-то зубы. Ваше снаряжение такое же дряхлое, как и вы сами, — любопытство в таких глазах часто смешивалось с брезгливой надменностью, и этот случай не был исключением, — И пусть даже так. Выжить после встречи с вепрем… вепри — гордые, грозные животные. На гербе нашего дома вепрь, уж я-то знаю. Быть может, это случилось все же пятьдесят весен назад, а вспомнили вы об этом только сейчас?
И чего он прицепился?
К этому времени остановившихся уже догнала многочисленная свита молодого лорда, и, казалось ей не было конца. Под копытами лошадей множества всадников, нескольких рыцарей, их оруженосцев, слуг, поваров, пажей, а также солдат вздыбилась вверх пыль, и в горле Фолкмара засвербило. Процессия шла мимо, совершенно не останавливаясь. Видимо, все уже привыкли к подвижности молодого лорда. Он обгонял так же ловко, как и отставал.
— У моего сьера плохи глаза, но он в состоянии понять, где у него болит. А болит у него плечо, потому что его ранил кабан. Я там был. Можете не верить, нам до этого дела нет, — спокойно проговорил Дуг, и Фолкмар изумился.
Ай-да Дуг, вот молодец. Характер у него что надо, он бы смог уйти от него, когда тому бы пришло время…
— Какой дерзкий мальчишка, — гневно скривился лорд-незнакомец, — Неужели ты не видишь, кто перед тобой?
— Если вы считаете, что моего сьера подводит память, значит, меня подводят глаза. А вы не представились. Я не знаю, кто вы.
— Прошу нас простить, но ведь вы действительно не представились, — поспешил вставить слово Фолкмар, глядя, как наливаются кровью глаза гордого лорда с вепрем на плаще, — Мы не можем знать, с кем разговариваем. По всем приличиям должно знать друг друга. На то указы короля. Я привык их соблюдать.
Гнев, копившийся в молодом теле, тут же был удержан. От этого глаза лорда напряглись и казалось, что вот-вот лопнут.
— Оруженосец, говорите? — в брезгливой гримасе сморщился лордик, — У него нет даже мула. Что он может нести, если приходится носить его самого?
— Опять резвишь, Дамиан, — произнес пожилой мужчина на крепкой рыжей кобыле, протрусивший к спонтанной беседе. Полноватый и коренастый, с легкой проплешиной на голове. Его алый дублет окаймлялся золотым бархатом, на атласном плаще красовался такой же кабан. Он и сам был похож на кабана — такой же приземистый и крепкий, — Почему ты остановился? Нужно разместить шатры до заката, иначе опять будем трапезничать под открытым небом. Хочешь снова отведать дождя в своем бокале?
— С кем имею честь разговаривать? — сделал вторую попытку Фолкмар.
— Что? — заливисто рассмеялся приземистый мужчина, — Мой сын снова не представился? Прошу простить его, сир. Он пребывает в уверенности, что может брать все, что ему вздумается. Даже если это чужое внимание, и не давать ничего взамен. Перед вами скромные отец и сын, хранители центральных земель и дубовых рощ, Уолгот Бордовей и его сын, Дамиан Бордовей.
Заливистый смех явно не смягчал напряжения. Как и все отцы, Уолгот относился к поведению сына как к шалости, а между тем он уже был достаточно взрослый, чтобы и шалости его тоже выросли.
— Что ж, приятно знать друг друга, — соврал Фолкмар, но так полагалось, — Я — сир Фолкмар Упрямый, а это мой оруженосец, Дуглас.
— Упрямый? — прыснул лорд Бордовей-старший, — У упрямых должно быть большое терпение, да я вижу, что это правда — иначе кто бы мог вынести моего сына дольше, чем пару фраз?
Не став дослушивать отца, Дориан развернул коня и помчался прочь. Даже молчание он умудрился превратить в шалость.