Старый Свет. Книга 1. Поручик

Мы вышли из решетчатых ворот, и я передал арестованного унтер-офицеру Лемешеву и его людям.

– Примкнуть штыки! – скомандовал я. – Каре! В расположение роты шаго-о-ом марш!

За моей спиной послышалось покашливание. Я обернулся. Этот был тот самый кавалерийский ротмистр, он так и не узнал меня.

– И что нам теперь делать, поручик? – чуть ли не заискивающе спросил он.

– Принимайте командование полком и ждите жандармов. Они тут будут в течение пары часов, насколько я знаю, литерный поезд уже прибывает на вокзал.

С дальнего конца улицы послышались заполошные свистки городовых. Это торопился изо всех сил навстречу нашей роте полицмейстер.

Глава 15. Лейб-акустик

Он вошел в офицерский клуб, постукивая по полу изящной белой тростью, красивый молодой человек с бледным лицом, слегка растрепанными волосами и в темных очках, за которыми совсем не было видно глаз. Светлый мундир лейб-гвардейца с невиданными мной доселе нашивками говорил о том, что он находится на действительной службе.

Странный лейб-гвардеец замер на пороге как будто в нерешительности. Буфетчик за барной стойкой в этот момент со звоном устанавливал стеклянные стаканы в подстаканники и разливал чай. Молодой человек тут же уверенно шагнул в его сторону, всё так же постукивая белой тросточкой, достиг стойки, ладонью провел по ее полированной поверхности и, щелкнув пальцами, сказал:

– Можно кофе? И покрепче.

Я смотрел на него во все глаза и не мог поверить. Оставался последний штрих: когда принесли кофе, его ноздри затрепетали и он уверенно взял чашку, даже не повернувшись в ее сторону. Теперь я совершенно уверился – он был слеп!

Слепой в действующей армии? Я не мог пропустить такого персонажа, встал, задвинул стул и прошел к барной стойке.

– Добрый вечер! Никак не могу распознать ваши нашивки и мучаюсь от любопытства. Не просветите?

– Лейб-акустик, господин поручик.

– А как вы…

– У вас легкий шаг. Если бы вы были хотя бы полковником, то, скорее всего, топали бы, как рота солдат – в больших чинах легко располнеть. Сапоги у вас, судя по скрипу, яловые – слишком хорошо для вольноопределяющегося или нижнего чина и слишком плохо для штаб-офицера. Так что вы или поручик, или подпоручик, или штабс-капитан. Выбрал среднее и не прогадал. И да, я слепой.

– Это ведь потрясающе – дедукция, да? – Он нравился мне все больше и больше с каждой минутой знакомства. – А лейб-акустик – это как? Акустики – они ведь на флоте.

– И с недавних пор в противовоздушной обороне.

Я хотел спросить, видел ли он его высочество – «лейб» означает, что он должен был состоять непосредственно в охране регента, но потом прикусил язык.

– Вы встречались с его высочеством? – спросил я. А потом, хмыкнув, добавил: – Это, наверное, второй глупый вопрос, который вам задают чаще всего.

– Ну да… Обычно спрашивают – видел ли я его высочество, а потом начинают извиняться. Ради Бога, я знаю, что я слепой, но я понятия не имею о зрении – я слеп от рождения, поэтому для меня это то же самое, что для вас не уметь летать. Ну нет и нет, есть масса других способов быть полезным и получать удовольствие от жизни. Отвечая на ваш вопрос – да, я встречал его высочество неоднократно, очень тактичный, интеллигентный мужчина, пожилой, с приятным низким голосом. Аккуратный, не курящий… Давайте лучше о музыке, а? Вы любите музыку?

И мы весь вечер говорили о музыке – по основной своей профессии он был скрипачом и разбирался в вопросе явно лучше, чем я. Скрипача – лейб-акустика звали Марк Вознесенский, и в войсках он был уже четыре года, с тех самых пор, как аэропланы и цеппелины стали массово использовать для бомбардировок. Я всё еще не очень себе представлял, в чем именно заключались его обязанности, но впечатления от общения с ним были исключительно приятные – чувство юмора и эрудиция делали его отличным собеседником!

* * *

Я всё гадал, когда мои выходки выйдут боком. На самом деле поручик не может себя вести так, как я. Это в суматохе первых месяцев гражданской войны начальство еще как-то терпело такого скверного типа. Если быть честным, командир штурмроты получился из меня посредственный.

Единственное, чем я мог гордиться, это нормальными отношениями внутри нашего подразделения. Старые служаки, такие как Демьяница и Перец, простые парни рабоче-крестьянского происхождения типа Гущенки, Ющенки, Панкратова и Лемешева, рафинированные интеллигенты вроде Фишера и Тревельяна, кадровые офицеры Вишневецкий и Семеняка, проходимцы вроде Стеценки, да Бог знает кто еще… Вся эта компания под руководством меня, грешного, как-то тянула лямку и выпутывалась из передряг, и даже неплохо воевала. Но в целом с укреплением Новой имперской армии или армии Новой Империи – как угодно, нашей вольнице должен был прийти закономерный конец.