Бардак в снабжении, которое всеми правдами и неправдами налаживал Семеняка, неуставщина (в хорошем смысле) в отношениях, с которой мы с господами офицерами смирились и даже поощряли, нестандартное вооружение навроде карамультука Тимирдея Тингеева или моей горской шашки… Множество всяких мелочей – от оплетенной лозой металлической фляжки до более удобного гражданского ранца. Для нашей роты всё это было настолько привычно, что, когда по наши души нагрянула инспекция из Генерального штаба, мы и не подумали как-то скрывать все эти наши штучки.
Инспекция представляла собой весьма представительную тройку офицеров в сопровождении полковника Бероева. Полковнику приходилось хуже всего – это ведь под его носом расцвело такое непотребство. В нашей бригаде было четыре батальона, то есть двенадцать рот и подразделения поддержки и снабжения. Такая странная структура сохранялась до сих пор только потому, что не доходили руки до переформирования. Теперь дошли. Бригады упраздняли, вводя дивизии и полки, как в старой армии. Бероеву дивизия не светила, обещали дать полк из двух батальонов и артиллерийской батареи.
И нам оказаться в этом полку, видимо, не светило. Главный инспектор наливался дурной кровью всё больше и больше, прохаживаясь вдоль строя бывшей шестой штурмроты. Это был явно штабной генерал, дородный и ухоженный, с окладистой бородой и в пошитом на заказ мундире. Мундир сидел на нем идеально.
На нас родные «хаки» сидели скорее как рабочие спецовки. Хорошо ли это? Нам-то хорошо, но…
– Это армия, поручик!
Я чуть не продолжил его мысль про институт благородных девиц, но решил не забивать гвозди в крышку своего гроба.
– Это армия, а не партизанская вольница, постарайтесь привыкнуть к этой мысли! Вы какое военное училище заканчивали?
– Никакое, господин генерал!
Он остановился прямо напротив меня и недоверчиво посмотрел прямо мне в лицо, стараясь разглядеть признаки лжи или дефектов головного мозга.
– Как вас понимать, господин поручик?
– Имею честь быть магистром антропологии Горского института гуманитарных исследований, в аспирантуру не поступил в связи с началом боевых действий, господин генерал!
Генерал воззрился на полковника Бероева:
– И как это он руководит ротой, господин полковник?
– Был зачислен в отдельную штурмроту юнкером-вольноопределяющимся, с ускоренных курсов. Как образованный – сразу на должность заместителя командира взвода. После дела под Верным произведен в подпоручики и поставлен заместителем командира роты. За тот же бой награжден Серебряным крестом. По рекомендации капитана Тенегина произведен в поручики в связи с нехваткой кадровых офицеров. После формирования на базе роты батальона исполнял обязанности командира роты, утвержден в этой должности после дела под Клёном. Даже был в списке на повышение, но…
– Так это ТОТ САМЫЙ поручик!
Вот оно как. Я – тот самый поручик. Это мне или Арис кучу подложил, или кто-то из дружков Рыльского. Мне оставалось только пожирать глазами высокое начальство. Я не зря вспомнил Ариса – человек с безликим лицом и в форме преторианца без знаков различия что-то прошептал на ухо генералу. Третий инспектор – полковник со шрамом на переносице – всё это время безмолвствовал.
Шептание принесло свои плоды.
– Мы подыщем тебе новое место службы, поручик, – многообещающе сказал генерал. – В гвардии таким, как ты, не место! Будешь следующий год сортиры охранять.
Вообще-то, мне было неинтересно всё это слушать. Высокое начальство снова витало в облаках – точно как пять лет назад. Видимо, череда побед над лоялистами вскружила им голову, и они решили, что вернулись старые времена, и можно относиться к людям как к быдлу. Ничего нового! Но, вообще-то, я думал, что таких деятелей развешали за ноги в первые месяцы… Оказывается, остались еще динозавры. Сортиры, говоришь? Почему бы и нет, собственно?
Тут в дело вступил полковник со шрамом:
– Господа, обратите внимание на их оружие. – Он подошел к бойцу из третьего взвода и взял у него винтовку.
– А что с ним не так? – встрепенулся господин без лица.
– Вот именно – всё так! Винтовка в идеальном состоянии. – Полковник вернул ее солдату, прошелся вдоль строя и остановился напротив внушительной фигуры вахмистра Перца. – Вахмистр! Ваши люди готовы к небольшим показательным стрельбам?
– Так точно, господин полковник!
– Назначите человека?
– Никак нет, господин полковник, выбирайте любого! – опрометчиво заявил Перец, щелкнув каблуками.
Конечно, они выбрали Фишера.
Стрельбище у нас было оборудовано вообще-то неплохо. Правда, вместо ростовых мишеней стояли манекены из разоренного мародерами ателье портного, обряженные в самые несуразные обрывки одеяний, но после всего, что инспекция уже увидела, это были мелочи.
Фишер решительно поблескивал стеклами очков и устанавливал пулемет на позиции. Он зарядил ленту, поиграл желваками на скулах, дернул затвор и рявкнул:
– К стрельбе готов!
Никогда бы не подумал, что Фишер умеет рявкать. Наверное, ему тоже было обидно. Мы, интеллигенты, вообще народ обидчивый.
– Огонь! – скомандовал полковник со шрамом.