Бойцы попрыгали из кузова и вытащили снаряжение. С этим мы, конечно, слегка переборщили – вахмистр Перец сумел упереть даже один ручной пулемет, из неподотчетных трофейных.
Мы шли по лесной дорожке, один из солдат-зенитчиков вел Вознесенского за руку, и, кажется, лейб-акустик совершенно не переживал по этому поводу. Вдруг он остановился и поднял руку вверх. Мы тут же присели, осматриваясь.
– Что-то неладно на батарее… – сказал он. – В это время прапорщик Бачура обычно слушает патефон, а сейчас никакой музыки.
– Лемешев, Демьяница, осмотритесь вокруг! Тингеев, вперед по дорожке, только тихо, как мышь!
Матерые вояки-унтера скрылись в подлеске, Тингеев по-пластунски, как змея, скользнул вперед.
– А молодцы они у тебя! – одобрительно прошептал Марк. – Могут!
Наконец вернулся Тингеев.
– Часовые-то совсем мертвые, однако!
Зенитчики переглянулись, а Вознесенский вдруг встал, замер и с какой-то особой злостью проговорил:
– Да там ребят режут!
С фланга раздалась частая пальба – я узнал карабин Демьяницы и винтовку Лемешева.
– Оружие к бою, вперед, вперед! – моим бойцам не требовалось лишних команд.
Я выхватил из кобуры револьвер, и мы побежали к батарее.
Фигуры в темных мешковатых одеяниях как раз занимали позиции на КПП, когда мы начали палить в их сторону. Вахмистр Перец и Фишер синхронно рухнули прямо на дорожку, и я уж было подумал, что пулеметчиков достали, но они сноровисто изготовили ручник к стрельбе и открыли огонь.
Мы выцеливали мешковатые фигуры, стоя за деревьями, и палили по ним как в тире – электрический фонарь над бетонным командным пунктом давал неплохую подсветку, а вражеские диверсанты, видимо, просто растерялись.
Мы прикончили троих и ринулись через проходную. Мигнул и погас фонарь.
– Они внутри! – без тени сомнения заявил Марк.
Я увидел у него в руках два автоматических пистолета и несказанно удивился. Слепой с пистолетами?
– Наших там живых нет, – сказал лейб-акустик. – Швырните гранату, а потом просто запустите меня внутрь.
Увидев мое недоумение, один из зенитчиков сказал:
– Не сомневайтесь, господин поручик. Он знает, что делает.
Знает, ну и ладно. Взрослый человек, в конце концов.
Мои пехотинцы рассредоточились по территории батареи, прикрывая друг друга. Я, Панкратов и зенитчики подвели Вознесенского к командному пункту. Панкратов чуть приоткрыл металлическую дверь и катнул туда ребристую «лимонку». Грохнуло, и я увидел, как Марк поморщился. Через секунду он уже был внутри. Раздалась частая стрельба, а потом голос лейб-акустика:
– Тут всё, можно входить.
Еще четыре трупа в темных маскировочных костюмах и Марк с дымящимися пистолетами – вот что мы увидели.
– Это как это вы так, господин лейб-акустик? – ошарашенно оглядывался Панкратов.
– Стрельба на звук! – немного самодовольно проговорил Марк. – Тут главное быть уверенным, что никого из своих поблизости нет. Но для органов слуха – преме-эрзко…
На улице раздалось еще несколько выстрелов, а потом в командный пункт вбежал Лемешев и, осмотревшись, даже присвистнул:
– Уничтожено три противника, еще два вражеских диверсанта скрылись в лесу. Живых зенитчиков не обнаружено.
Один из подчиненных Вознесенского громко выматерился. Второй, кажется, всхлипнул.
– Я в ПВО пошел, потому что мне страшно не нравится, когда взрываются бомбы. У меня уши болят, понимаешь? Все эти фокусы со стрельбой на слух – это всё ерунда по сравнению с ощущением, когда ты сидишь в подвале, а на втором этаже рвутся авиабомбы с цеппелина. Ты когда-нибудь слышал бомбы с цеппелина? – спросил Марк.
– Доводилось.
– Это отвратительно, да? Не говоря уже о том, что ломаются вещи и гибнут люди! – Я не мог с ним не согласиться.
– Знаешь, что сейчас будет? Сейчас будет авианалет на столицу. Даю гарантию – все батареи в нашем секторе вырезаны. Они попрут здесь, а потом начнут бомбить военные предприятия, гарнизон и жилые кварталы.
– Кто они? – Мы осмотрели трупы диверсантов, и ничего примечательного обнаружить не удалось. Это могли быть лоялисты, Протекторат, Альянс или черти из преисподней – с этим разбираться придется кому-то более компетентному.
– Да неважно. Главное сейчас – что мы будем делать?
– Сообщим в штаб округа?
– Поздно. Нам придется держать оборону! Сейчас ребята покажут твоим бойцам, как управляться со спарками, и мы дадим жару этим гадам!
– Да как ты себе это представляешь?!
Теоретически мы могли стрелять из чего угодно, но противовоздушная оборона – это совсем другая специфика.
– Я сейчас всё объясню.
Мы наскребли расчетов на три 23-миллиметровые спарки – двумя руководили зенитчики, а вахмистр Перец уверял, что справится «без сопливых». Мне пришлось управлять прожектором.
– Я буду показывать пальцем, куда тебе нужно светить, просто следи за рукой, – сказал мне лейб-акустик. – Когда будешь видеть цель, кричи «Огонь», чтобы я успел закрывать уши. Мои уши на данный момент – единственная надежда, наша и столицы, вот что я тебе скажу. Когда цель будет поражена, тут же туши свет, чтобы лишний раз не подставляться.
Его уши явно не страдали скромностью. И не зря.