Деньги, конечно, не главное. Но те возможности, которые они открывают, грели душу. Например, новые сапоги, давно мечтал сшить у хорошего мастера-сапожника на заказ… Или снять номер в гостинице с настоящей кроватью и огромной ванной, и просто не вылезать оттуда пару дней!
Мои сладостные мечты прервал радостный возглас:
– Алло! Господин поручик!
Я завертел головой в поисках источника знакомого голоса:
– Да-да, я к вам обращаюсь, кавалер почти полного банта!
Мне кричали из автомобиля с откидным верхом какие-то господа в белых кителях лейб-гвардейцев. Вот же черт! Марк Вознесенский и его светлость князь Тревельян! А он-то как в лейб-медики выбился? С другой стороны, с его происхождением и квалификацией…
– Запрыгивай!
И я запрыгнул. Тревельян что-то нажал, чем-то покрутил и, выдав клуб вонючего дыма, рванул вперед. Мы жили в интересную эпоху – на одной улице можно было встретить громоздкий паровик на дровах, архаичную бричку и вот такое вот новомодное авто… Контрасты, однако!
– Какие планы? – уточнил я.
– Слушать музыку и кушать вкусные вещи! – заявил Марк, поблескивая темными стеклами очков. – Какие-нибудь коррективы?
– Мне нужны сапоги. Есть тут хороший мастер?
Его светлость хохотнул, а потом хлопнул Марка по коленке и сказал:
– Наверное, придется сразу ему сказать…
– Планировали же вначале обед.
– А зачем ему сапоги, если…
Их тайны начинали меня нервировать.
– Давайте выкладывайте, господа лейб-гвардейцы! Что вы там замышляете?
– Марк, давай ты? – Тревельян сосредоточился на управлении авто.
Вознесенский вздохнул:
– Мы просватали тебя в адъютанты!
Я позвенел льдом в стакане бренди, сделал маленький глоток и отправил в рот кусок стейка. Пошли они к черту со своими идеями!
– …по-настоящему великий старик! Да там обязанности – смех один! Чай заварить, документы по папочкам разложить, беседу поддержать. Да ради одного этого стоит согласиться – он у самых истоков движения стоял, один из отцов-основателей! К нему бы такую охрану приставили – мышь не проскочит, но его превосходительство категорически в отказ! Еле на адъютанта уговорили, – вещал Тревельян.
– А куда предыдущий делся? – мясным голосом сказал я, закашлялся и проглотил еще порцию бренди.
– Женился! На княжне Синеозерской! – Марк пил неизменный кофе. – Ну а женатому человеку в адъютанты – моветон… Да и отвлекаться будет.
– А вы что же, если он такой замечательный, этот старик?
Ребята посерьезнели.
– А у нас свои обязанности. Да и…
– Что?
– Он никогда не возьмет в адъютанты аристократа из бывших.
А вот это вот заставляло задуматься.
– Ему нужен свежий взгляд, понимаешь? Человек из народа, ну или из окопов…
Я поднимался по лестнице, стуча каблуками старых сапог по крутым ступеням. На площадке между этажами пропустил приятную молодую семью – моложавого служащего, который поднял шляпу в приветствии, его вполне еще симпатичную супругу и двух мальчишек-погодков. У младшего из кармана предательски торчала рогатка.
«Ничего себе, забрался его превосходительство!» – подумал я, достигнув наконец пятого, мансардного этажа.
Дверь здесь была одна – массивная, окованная медью, со строгой табличкой. Таблички тут были на каждой квартире – дом образцового содержания, однако! Но такой точно ни у кого не было. Надпись гласила: «Ген. – анш. Артур Николаевич Крестовский».
Я сглотнул неприятный комок. Генерал-аншеф? Сколько ему лет, какое он отношение имеет к императорской фамилии, и почему я ни разу про него не слышал?
С одной стороны, последний раз чин генерал-аншефа был присвоен еще до моего рождения. С другой стороны, в отношении правящей династии (бывшей?) случались и исключения. Ну и, в конце концов, я не ходячая энциклопедия по военной истории, чтобы помнить наизусть все фамилии генерал-аншефов… Но в целом они были как-то на слуху. Слишком уж масштабные задачи решали.
Звонок был электрический – старик-то сторонник технического прогресса!
Я нажал на кнопку, и раздалась мелодичная трель. Дверь тут же открыл какой-то мордатый жандарм.
– Господин поручик! Ну слава те, Господи! – Он вытер вспотевшую физиономию и широким жестом пригласил меня внутрь. – Поскорее проходите, мочи моей нет больше!
– Вот мои документы, если… – я попробовал вернуть разговор в конструктивное русло.
Но жандарм проигнорировал мои жалкие попытки и срывающимся голосом проговорил куда-то в глубь квартиры:
– Новый адъютант прибыл, ваше пре-вос-хо-ди-тель-ство! Разрешите идти? – В конце он сорвался-таки на фальцет.
– Разрешаю! – Голос был низкий и глубокий, поставленный. Такой бывает у оперных певцов, лекторов и командиров.
– Ну, храни вас Боженька, поручик! – Прежде чем скрыться за дверью, этот здоровенный мужик мелко, по-бабьи, перекрестил меня и растворился.
Он так и сказал – «Боженька». Это насторожило меня больше всего.
– Ваше благородие, смените сапоги на спортивные туфли и повесьте китель и фуражку на крючок! – Голос не предполагал возражений.
Меня тысячу лет никто не звал «благородием» – сейчас это было не принято.