– Победы добываются не только пролитой кровью. Победы зависят от количества пулеметов, качества боеприпасов, сапог и теплой одежды. От горячей пищи, функционирующих железных дорог и благожелательного настроя местного населения.
– Но ведь они не записались в добровольцы, не проявили сознательность…
– Да бросьте вы! Я вам крамольную мысль скажу. – Артур Николаевич потянулся за чашкой кофе, отпил глоток и одобрительно кивнул мне. – Легко геройски умереть ради своих идеалов. А вот жить в соответствии со своими идеалами… Вот в чем истинный героизм!
– Ну хорошо, допустим, мы сделаем дифференцированный подход, – почесал гладко выбритый подбородок Платон Игнатьевич. – Мы предложим пятьдесят гектаров на востоке любому законопослушному имперскому подданному и шестьдесят – после службы в армии. Плюс льготное кредитование в государственном банке на закупку инвентаря, семян и скотины – только для отставников.
– Это уже больше похоже на правду… Но вот это вот слово – «законопослушным»… Мы-то с вами, Платон Игнатьич, законопослушными считаться можем? Мало у нас людей по тюрьмам и ссылкам за последние четверть века протащило? Может быть, не будем усугублять?
– Но послушайте! – снова затрясся Платон Игнатьич. – Так вы и лоялистским дезертирам скоро землю давать предложите!
Его лысая, как яйцо, голова блестела в свете электрических лампочек.
– Абсолютно верно! – блеснул очками его превосходительство. – И я даже знаю, где именно! Они зубами в эту землю вгрызутся, если им пообещать полную амнистию и отсутствие поражения в правах на этой конкретной территории.
– Вы полагаете? – задумался Платон Игнатьич.
– Господин поручик, принесите мне зеленую папку из кабинета. – Генерал был сама вежливость.
Я не особенно освоился в его кабинете и поэтому потратил некоторое время на ее поиски. Папка нашлась на подоконнике, рядом с небольшой фотокарточкой в изящной серебряной рамке. Приглядевшись, я вытаращил глаза – Крестовский, молодой, без бороды и залысин, держал на руках мальчишку, который подозрительно напоминал последнего государя-императора. Да кто он, черт побери, такой?
Подхватив папку, я отнес ее в гостиную и положил на журнальный столик. Забрал оттуда кофейные чашки и вышел.
– Господин поручик, повторите кофе, будьте любезны! С кардамоном у вас отменно получается!
За неделю новой службы я уже привык к таким посиделкам. К Артуру Николаевичу приходили в гости пожилые господа, чтобы обсудить самые различные темы – от создания акционерных обществ на национализированных в северо-восточном промышленном районе фабриках до закладки новых подводных лодок на верфях под Мангазеей. Отдельной огромной темой были боевые действия, с разглядыванием крупномасштабных карт, пометками на полях и стрелками.
Все эти серьезные вопросы обсуждались в непринужденной обстановке компанией из четырех-пяти человек или один на один. Непременным атрибутом были чай, кофе или что-нибудь покрепче, но в очень скромных объемах.
У меня вообще возникло впечатление, что его превосходительство или член общества иллюминатов, или Имперского тайного совета. Но, с другой стороны, иллюминаты и кофе с крендельками? Тайный совет в самой обычной квартире, пусть и дома образцового содержания?
В дверь позвонили. Я поставил на огонь джезву побольше (тут их был целый набор) и пошел в коридор открывать.
– Поручик, держите, это к столу! – Их была целая компания, и они принесли огромный бумажный пакет с выпечкой.
Такие крепенькие, плотные, бородатые, пышущие здоровьем мужички – типичные северяне.
– Да-да, раздевайтесь, обувь можно не снимать, его превосходительство в гостиной, с Платоном Игнатьевичем…
– О-о-о-о, Платон Игнатьич… – Они благоговейно закатили глаза и, толкаясь, прошли в гостиную.
А я отправился ставить на огонь вторую джезву. Вечер обещал быть долгим.
Пока я носил «хаки» и тянул лямку в рядах возрожденной имперской армии, гражданская жизнь менялась, особенно здесь, в глубоком тылу. То есть, конечно, мы представляли, за что и против чего воюем, но увидеть воочию долгожданные перемены – это было совсем другое!
– За что мы воевали, поручик? – Этот секунд-майор был солидно пьян, и ему явно не был нужен ответ на поставленный вопрос.
Его сотрапезники тоже были изрядно навеселе. Один из них, господин академического вида, воздел перст к небесам: