Потом, когда при ассамблеях стали выдавать по карточкам по полфунта в сутки на руки, я мечтал вернуться в ту очередь, где тепло одетым, энергичным людям не мешали возмущаться. Где, отстояв, можно было рассчитывать на то, что ты купишь столько хлеба, сколько тебе угодно, да еще и выбрать можно – монастырский ржаной, серый отрубной, пшеничный купеческий или сладкая сдоба…
А вот таких веселых людей, которые просто хорошо проводили время и гуляли ради собственного удовольствия – таких людей я видел только в детстве. Развернувшись на каблуках, я зашагал по тротуару – на сегодня было еще две встречи.
– И как он отреагировал? – Его превосходительство сидел в кресле, закинув ногу на ногу.
На генерале была сорочка в клеточку, бежевые брюки-карго и домашняя безрукавка из дубленой кожи. Он снял очки, сложил газету пополам, потом еще и еще раз, и пригладил сгибы ногтями. Ногти у него были чистые, аккуратно подстриженные – он вообще следил за собой, умел и любил выглядеть импозантно.
– Кажется, подумал, что я аферист. Но когда увидел вашу подпись – засомневался. Сказал, что позвонит лично вам, – ответил я.
– Он звонил, минут семь назад… Вы слыхали про «брюквенную зиму?»
– Да-да, последняя зима перед перемирием, тогда в Протекторате начинался голод… Они ели всё подряд, даже брюкву, которая обычно предназначалась скоту. Потом лоялисты начали продавать им зерно…
– Бартер. Зерно в обмен на оружие. Сейчас в Протекторате не «брюквенная зима», а «брюквенные годы». Мы додавливаем лоялистов и не продаем зерно за рубеж. До сих пор, по крайней мере, этого не делали. Так как, говорите, он отреагировал?
Я задумался. Алоиз Трумпф торговал скобяными изделиями, метизами и деталями для механизмов, держал лавку в Нижнем городе. Судя по имени и акценту, он был уроженцем Протектората, скорее всего, даже тевтоном, но какое это отношение имело к «брюквенной зиме»…
– Он обрадовался и засуетился после того, как поверил в серьезность того, что… Что там было написано. – И тут до меня дошло. – Трумпф – что-то вроде посла Протектората в Империи? И мы будем продавать им зерно?
Генерал хмыкнул и протянул мне газету. В глаза сразу бросился заголовок об увеличении объемов госзакупок сельскохозяйственной продукции и рекордные урожаи в южных и центральных областях.
– У Империи впервые за пять лет появятся излишки продовольствия, представляете? А продразверстка ведь почти убила инициативу… Никогда не понимал – какой смысл фермеру сажать больше, если у него всё равно заберут всё, кроме того, что необходимо для пропитания ему и его семье. Наверное, я тупой, тупее старой администрации и сельхозуполномоченных ассамблеи. – Артур Николаевич поправил очки и забрал у меня газету.
Продразверстка отменялась на всех территориях, которые освобождали (или оккупировали, как угодно) силы Новой Империи. Это был один из самых болезненных вопросов для поселян, – то есть для большей части населения.
– Трумпф – официальное лицо внешней разведки Протектората. Он передаст мои размышления куда нужно…
У него всё так было: беседа, размышления, чаепития, предложение, душевный разговор. Он просто общался с людьми, излагал свои мысли, а потом в газетах появлялась статья о новом постановлении Тайного совета или директиве его высочества регента. Помимо данных об урожае и госзакупках в этом номере «Курьера» я краем глаза успел разглядеть заметку о том самом земельном проекте, который в беседе с Платоном Игнатьичем генерал назвал «эрзац-гомстед-актом». Стоит ли говорить, что он учитывал мнение Артура Николаевича о земельных участках для бывших лоялистов на побережье Северного океана? Это, конечно, не теплые моря, но – что касается скотоводства и технических культур – вполне пригодно, насколько я знаю.
– Я думаю, что мы сможем принять еще и поселенцев из Протектората, как при первых императорах. И включим их в земельный проект. – Он, кажется, заметил, куда я смотрю. – Конечно, не сразу, а когда смута закончится.
Это было что-то из ряда фантастики. С другой стороны, даже после войны с Протекторатом такой озлобленности, какая бытовала в народе, например, по отношению к башибузукам, к тевтонам и прочим жителям западной державы не существовало. Вообще, за последние сто лет мы с ними были два раза союзниками и два раза воевали.
– Сделайте-ка вашего кофе, поручик, будьте любезны. Покрепче и с кардамоном… Пристрастили вы старика к этому зелью, вот соберетесь в отставку, что я без вас делать буду? – улыбнулся в бороду генерал Крестовский.
– Не соберусь, ваше превосходительство. Мне нужен реванш! Всё-таки прошлый поединок остался за вами!
– Ну-ну, – отмахнулся Артур Николаевич, но было видно, что ему приятно.
Я столкнулся с Арисом на лестнице. Черт бы побрал этих спецслужбистов с их одинаковыми лицами, я не узнал его в цивильном. Широкополая шляпа, пальто с поднятым воротником – как в плохих детективных романах, честное слово. Но он-то меня узнал.
– А-а-а, поручик! А вы какого лешего тут делаете? – Взгляд его стал максимально подозрительным, захотелось даже взять его за грудки и ударить лбом в переносицу.