Статьи и проповеди. Часть 15 (20.07.2019 – 19.03.2020)

Ведущая: – Оппоненты нам скажут: «Опять вы полезли. У нас Церковь от государства отделена».

Отец Андрей: – Что нам безбожники скажут? Безбожники пусть в зеркало глянут и устыдятся. Будем их еще слушать. Нами правили семьдесят пять лет безбожники. А до революции двести лет раскачивали нашу жизнь безбожники. Революция и произошла после двухсотлетнего раскачивания нашей жизни безбожниками. И мы будем их слушать?

Ведущая: – То есть – жесткость должна со стороны Церкви звучать?

Отец Андрей: – Когда речь идет о истине – стилистика имеет последнее значение. Человеку нужно докричаться до оппонента, если хочешь спасти его. Вот, например, в наушниках идет человек на переезде. А там поезд летит. Нужно орать ему со всех сил. Со всей дури, со всей мочи. Чтобы он посмотрел: «Чего там дядька кричит? Чего хочет?» – «Там поезд!! Прыгай в сторону!!» Нужно докричаться до человека. А, если я буду… да ладно, у него мама есть. Пусть она ему кричит. Типа – …чего я буду горло драть? Стыдно же на улице кричать. Вот при всех этих вещах погибают люди. Речь о истине – это речь о смерти и жизни. Это не речь о личном выборе: «Хочу – не хочу, будет Бог – не будет Бог – мое личное дело». Это речь о жизни твоей вечной или о гибели твоей вечной. И там, где речь о жизни и смерти – там сю-сюкать – последнее занятие.

Ведущая: – Толерантность – это слово, которое не должно, наверное, присутствовать?

Отец Андрей: – Толерантность – это признак безразличия. «Ты делай так, я буду делать так. Мне на тебя наплевать. Ты не трогай только меня, и я тебя не трону. Иначе я напишу на тебя заявление в полицию». А не безразличие – оно умеет и молиться, и плакать, и кричать. Оно умеет все.

Ведущая: – Отец Андрей, Вам наверняка приходится часто слышать, что Церковь должна быть вежливой, она должна быть удобной, она должна быть комфортной. Она не должна позволять себе грубых выражений в проповедях пастырей. Каков Ваш ответ на такого рода «заказ»?

Отец Андрей: – Церковь ничего никому не должна. Вежливым пусть будет швейцар в отеле, где вы оплатили номер. Если вы не оплатили номер, даже швейцар вежливым быть не обязан. Он будет с вами, опять-таки, толерантен и культурен, но отнюдь не вежлив. Вот эту швейцарскую этику, этику «чего изволите?» люди хотели и к Богу бы навесить. Пусть Бог стоит в углу с полотенцем через руку и ждет моих приказаний. Это чисто психология старухи у разбитого корыта. Ей же мало и корыта, и дома тесового, и каменного дома мало. Ей и столбовой дворянкой быть, в конце концов, мало. Она хочет быть владычицей морскою, и чтобы рыбка была у нее на посылках. «Поставьте Господа в угол и пусть Он будет у меня на посылках. И пусть Он меня не ругает, поскольку я весь грешный!»

Ведущая: – Мне говорят, что: «Когда я слышу, как священник грубо говорит о своих прихожанах или прихожанках, тем самым уличая их в грехе блуда, я не хочу ходить в такую Церковь. Он меня отлучает от Бога и от Христа».

Отец Андрей: – Давайте спросим этого человека – а он вообще часто ходит в церковь? Может он вообще не ходит туда? Тогда это лишняя риторика. Правду говорить надо человеку. Почему развратнику нельзя сказать, что он – развратник. Почему вору нельзя сказать, что он – вор. Зачем нужно убийство дитя во чреве называть медицинским избавлением от нежелательной беременности? Зачем закатывать в эти обтекаемые словесные формулировки вопиющий к Небу грех? Так же и здесь. Ах, обижаетесь! А вам вообще не обидно, что вся жизнь наша – филиал дома терпимости. Что половая тема стала главной темой во всех глянцевых журналах. Что о сексе мы только и разговариваем. Фрейд мечтал: «Как только мы свободно заговорим о сексе – неврозы, психозы, и прочие расстройства психики испарятся». На самом деле мы уже лет сто говорим только про секс, а неврозы и психозы только увеличиваются и увеличиваются. Это не та дорога. Это ложный путь. Мы живем в развратном мире. Нет ни одного фильма без обнаженки. Только мультики осталось смотреть без половых тем.

Ведущая: – А как же то, что Церковь должна говорить языком любви, милосердия?