Сначала подхватываем, потом впадаем в восторг, потом братаемся и клянемся во взаимном уважении, потом плачем, потом злимся и кровавим друг другу лица. А падая и засыпая, проклинаем все те же условия жизни, доведшие нас до всего этого. Проснувшись, ничего не помним и переписываем историю. Это не я ходил вчера по столу и давил ботинками помидоры, не я выдавил в чай канарейку, не я пытался умыкнуть невесту у жениха (который был к тому времени уже вообще в хлам), не я сделал революцию 1917 года и большой террор двадцать лет спустя. Наблюдая сейчас украинскую революционную эйфорию, медленно переходящую в усталость, печаль, а в перспективе и ярость, — я отлично узнаю наше прошлое, наш 1991 год и похмелье два года спустя. И лозунги на оппозиционных транспарантах всегда звучат как тосты: «За Ющенко!», «За власть Советов!», «За нашу и вашу свободу!», «За присутствующих здесь дам!», «За то, чтобы не последняя!» Ох, не последняя.
Не пить, в сущности, очень легко.
Достаточно открыть для себя источник других радостей — а ведь именно отсутствие этих радостей и приводит Россию вот уже лет пятьсот к череде национальных катастроф. Достаточно читать хорошие книжки, изучать историю, жениться по любви, а не по расчету или залету. Достаточно научиться разговаривать не только о быте (от которого сопьется в наших условиях любой) или бабках (которых все равно всем не хватает — от миллионера до скромного пенсионера, в этом смысле Россия мононолитна).
Словом, если избавиться от всех видов алкогольных зависимостей — жизнь в самом деле становится такова, что пить уже не обязательно.
Но вот что интересно. Именно Новый год — главный праздник для атеиста и второстепенный для верующего — сопровождается у нас небывалыми по интенсивности возлияниями. Потому что люди изо всех сил стараются забыть, что вот и еще один год улетел в вечность, а ничего не изменилось. И сами они почти ничего не сделали, и страна утратила то немногое, чем вправе была гордиться.
А что, если не пить? Если попробовать трезвыми глазами посмотреть на то, что было в этом году? Ведь бывшего — настоящего, невыдуманного — вполне хватает на то, чтобы ужаснуться. И чтобы вывести наконец — хотя бы для себя, а не на государственном уровне! — некие уроки из происшедшего. Почему бы нам не задуматься не над тем, в каком платье следует встречать Новый год, и не о рецепте новогоднего коктейля, а о том, что сделать с собой и окружающими, чтобы будущий год был другим? История России давно снискала себе эпитет: «неизменная», «циклическая». Но цикличность — как раз главная примета жизни запойного алкоголика: он не может разорвать круг. Выпил — похмелился — запил — чуть не умер — держится — выпил. Мы довольно долго держались, воздерживались от всякого рода кровавых чисток и внешних экспансий, но, кажется, потянулись за бутылкой снова… почему?! Потому ли, что зависимость неисцелима, хотя мы и не хотим себе в ней признаваться? Я знаю, как порвать русский исторический круг. Для этого достаточно, чтобы хоть небольшая часть общества решила для себя: все. С этого дня я больше не пью. А все остальное приложится, увидите.
Значит ли это, что никто и никогда больше не видит меня с рюмкой в руках? Нет. При встрече со старым другом, на юбилее родного издания или на собственном дне рождения я выпиваю символические пятьдесят граммов, чтобы не обижать собравшихся. И этим ограничиваюсь, что не может не вызывать у собравшихся естественного недоверия. Собравшиеся ведь носят в крови принцип, укоренившийся тут со времен поголовного доносительства: не пьет? — стукач! Я надеюсь, что трезвого перестанут принимать за стукача. Я надеюсь, что его будут принимать за человека, которому надоела круговая повторяемость русской жизни. И головная боль по утрам, и тошнота по вечерам, и муки совести за вчерашнее. А если кому-то так уж необходимо «пострадать», как учил Достоевский, — мучиться совестью у нас и без похмелья есть за что.
Сумасшедшая январская весна