Статьи о музыке и музыкантах

Однако я должен также сказать, что не только творчество этого композитора побуждает меня требовать для Франции уважения и благодарности за то, чем ей обязана новая европейская музыка.

Можно ли забыть о духе соревнования, пробужденном могучим и многообразным творчеством Поля Дюка, который волшебством своего «Ученика чародея»⁵ всколыхнул во многих душах чувство звуковой фантазии, нашедшей воплощение в чудесных произведениях, которые без этого примера может быть и не существовали бы? А можно ли забыть Мориса Равеля, этого выдающегося художника, который вслед за Дебюсси показал, как можно чеканить золото и шлифовать драгоценные камни музыки, или Флорана Шмитта, который силой своей необузданной воли привлек к себе единодушное восхищение людей, разобщенных самыми противоположными направлениями?

Невозможно говорить о Равеле и Шмитте, не называя знаменитого композитора, руководившего их обучением, музыканта высшей чистоты духа—Габриэля Форе, примеру которого в бескорыстном деле рекомендации этой книги я имею честь следовать⁶. И если бы не ограниченные размеры вступительной статьи, я бы добавил еще немало имен к уже упомянутым.

Но, с другой стороны, я предпочитаю предоставить слово Ж. Жан-Обри, который своей книгой гораздо лучше даст почувствовать и понять все, что я говорил, но, кроме того, расскажет и многое другое. С целью воздать должное новой музыке Франции была написана эта книга и с этой же целью переведена на наш язык Адольфо Саласаром, одним из немногих людей Испании, которые со святой отвагой, совершенно честно и глубоко убежденно защищают новейшие идеалы в музыке.

Не забудем же то многое, чем молодое испанское музыкальное творчество обязано братской нации. Сколько наших артистов, композиторов или исполнителей нашли там свою вторую родину! Двое из них — Рикардо Виньес и Хоакин Нин — обрисованы в данной книге удивительно верно. Жан-Обри в своих различных исследованиях занимался и многими другими испанскими музыкантами. Он и Анри Колле явились во Франции самыми настойчивыми и энергичными пропагандистами нашей музыки. Поэтому, преисполненный горячей благодарности, я приветствую их от имени моей Родины. Более того, я настойчиво прошу у общественных властей документа, могущего засвидетельствовать нашу признательность этим двум великим друзьям Испании, которым стольким обязана наша музыка и которых должны так благодарить все, кто развивает ее, исходя из новых идеалов.

ПРЕДИСЛОВИЕ К «КРАТКОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ ЭНЦИКЛОПЕДИИ» ХОАКИНА ТУРИНЫ

Издание «Краткой музыкальной энциклопедии» Хоакина Турины представляет собой нечто замечательное и экстраординарное в музыкальной жизни нашей страны, ибо, если исключить труды маэстро Фелипе Педреля, у нас едва ли найдется в этом плане что-либо равное по значению.

Сам Эслава, еще в давние времена задавшийся целью обучить нас музыкальным приемам посредством своих уже тогда знаменитых трактатов, забросил этот труд, не доведя его до конца, и последний том, который он думал посвятить учению о композиции, не был опубликован. Поэтому в Испании среди музыкантов-профессионалов можно услышать разговоры о гармонии, контрапункте, инструментовке, но никогда о сочинении как таковом (если не считать фуги).

Спустя много лет, чтобы исправить эту ошибку и заполнить существующий пробел, явился Хоакин Турина. С этим событием мы все, заинтересованные в судьбе испанского музыкального искусства, должны живейшим образом поздравить друг друга. Талант и превосходное художественное чутье, блестящие доказательства которых Турина дал в своих собственных произведениях, являются порукой тому, что он может многое сказать нам об искусстве композиции.

Каким же образом будут пользоваться этой книгой те, которые стремятся извлечь плоды из заключенных в ней наставлений? Говорю это потому, что свет зачастую ослепляет многих проживших долгое время в темноте и поначалу радовавшихся его благодеяниям.

Веря, а я верю в это твердо, что цель искусства — порождать чувство во всех его аспектах, и другой цели у него не может и не должно быть, я испытываю опасение, основанное на опыте, что кто-нибудь, применяя средство как цель, превратит искусство в нечто искусственное и будет думать, что осуществляет свою художественную миссию, выполняя посредством звуков нечто вроде шахматной задачи, иероглифа или занимаясь другим безвредным и бесполезным развлечением.