Статистическая вероятность любви с первого взгляда

23.24 по Гринвичу

Вот идет человек со шляпой в руках. Вот идет женщина в смешных высоких сапогах. Идет мальчик с электронной игрой. Мать с плачущим ребенком. Человек с усами щеткой. Старичок и старушка в одинаковых свитерах. Мальчик в синей рубашке без единой крошки от пончика.

Сколько разных вариантов!

«Представь, что это был бы кто-нибудь другой», – думает Хедли, и от одной этой мысли сердце беспомощно трепыхается в груди.

Есть то, что есть:

Вот идет мальчик с книгой в руках.

В съехавшем набок галстуке.

Подходит и садится рядом.

В небе звезда сорвалась со своего места и куда-то движется. Хедли не сразу понимает, что это самолет. Вчера ночью они были такой же звездой.

Сначала они молчат. Оливер смотрит прямо перед собой, как будто ждет, пока она выплачется, и уже за одно это Хедли ему благодарна. Значит, он понимает.

– Кажется, ты кое-что забыла, – говорит он ровным тоном, хлопнув ладонью по книге, которую держит на коленях.

Хедли не отвечает, только вытирает глаза и шмыгает носом. В конце концов Оливер поворачивается к ней.

– Ты как, нормально?

– Самой не верится, сколько раз я сегодня плакала.

– Я тоже, – говорит Оливер.

Хедли сразу становится ужасно стыдно. У него-то куда больше оснований для слез.

– Прости, – тихо говорит она.

Он улыбается краешком губ.

– Не зря всегда советуют брать носовые платки на свадьбы и похороны.

Хедли невольно смеется.

– Мне никогда в жизни не предлагали носовых платков! Максимум – бумажные.

Они снова молчат, но молчание уютное, не такое, как было возле церкви. К гостинице одна за другой подъезжают несколько машин, вынуждая щуриться от света фар.

– Ты-то в порядке? – спрашивает Хедли.

Он кивает.

– Что мне сделается.

– Там у вас все прошло нормально?

– Нормально… для похорон.

– Ох, конечно. – Хедли закрывает глаза. – Прости.

Оливер чуть поворачивается к ней, задевая коленом ее ногу.

– И ты меня прости. За все, что я нес о своем отце…

– Ты был расстроен.

– Я злился.

– Тебе было грустно.

– Было, – соглашается он. – И сейчас грустно.

– Он же твой папа.

Оливер снова кивает.

– Иногда я жалею, что не смог, как ты, высказать ему все, что думаю, пока было еще не поздно. Может, тогда все сложилось бы по-другому. Столько лет мы не общались… – Он встряхивает головой. – Обидно теперь.

– Ты не виноват, – говорит Хедли.

Ей вдруг приходит в голову, что она даже не знает, отчего умер папа Оливера. Ясно только, что это случилось неожиданно.

– Жаль, времени вам не хватило.

Оливер тянется ослабить узел галстука.

– Не уверен, что это что-то меняет.

– Меняет, – возражает Хедли севшим голосом. – Так несправедливо…

Оливер отворачивается, усиленно моргая.

– Это как с ночником, – говорит Хедли.

Оливер качает головой, но Хедли упрямо продолжает:

– Может быть, главное не то, что он сначала не хотел тебе помогать, а то, что потом все-таки помог. – Она прибавляет совсем тихо: – Может, вам обоим всего лишь нужно было еще немного времени, чтобы понять друг друга.

– Знаешь, – говорит Оливер, помолчав, – а ночник все еще там. Когда я уехал учиться, в моей комнате сделали комнату для гостей, а вещи почти все убрали на чердак. Но я заметил ночник, когда забросил домой сумки. Спорим, он давно не работает.

– Спорим, работает, – говорит Хедли.

Оливер улыбается:

– Спасибо тебе.

– За что?

– Вот за это. Наши сейчас все дома, а я вдруг почувствовал: не могу больше. Нечем дышать.

Хедли кивает.

– Мне тоже захотелось на воздух.

– Мне просто нужно было… – Он снова умолкает, потом косится на Хедли. – Ничего, что я приехал?

– Конечно! – слишком быстро отвечает она. – Особенно после того, как я…

– Что?

– Явилась незваная к вам на похороны. – Хедли вздрагивает от одного воспоминания. – Правда, у тебя и без меня там было общество.

Оливер хмурится, уставившись на свои ботинки, потом наконец понимает, о чем речь.

– А, это просто моя бывшая подружка. Она знала папу. Ну, и беспокоилась за меня. Но она пришла просто как друг семьи, честно.

У Хедли будто тяжелый груз падает с плеч. Она сама не догадывалась, как сильно хотела, чтобы это было правдой.

– Я рада, что она пришла, – искренне говорит Хедли. – Что ты был не один.

– Угу, хотя она-то мне не оставила материала для домашнего чтения. – Оливер хлопает по книжке.

– Ну, и наверное, не заставляла тебя с ней разговаривать.

– И не придиралась к моему произношению.

– И не явилась, куда ее не приглашали.

– Ну, это нас с тобой обоих касается, – напоминает Оливер, бросая взгляд через плечо на швейцара, который с подозрением посматривает на них. – А почему ты тут сидишь?

Хедли пожимает плечами.

– Опять клаустрофобия?

– Нет, – отвечает Хедли. – Она меня сегодня не особо мучает.

– Ты представляешь себе небо?

Хедли смотрит на него искоса.

– Весь день только о нем и думаю.

Оливер запрокидывает голову.

– Я тоже.