— И слава Богу! Будь иначе — я бы побоялся поворачиваться к тебе задом.
— Да ну тебя! — добродушно заключил Харвуд. — И что, это все, ради чего ты разбудил меня в такую рань?
— Конечно нет. Ещё для того, чтобы сказать: поднимай свою ленивую задницу и иди тренируйся! В последней игре ты пропустил совсем необязательную шайбу. Возможно, если бы ты жрал поменьше бургеров, то ворочался бы побыстрее.
— Ха! Ты просто завидуешь, что я отдыхаю, то время как ты горбишься за честь страны!
— Посмотрим, как ты заговоришь, когда я вернусь домой с золотой медалью! — парировал Марк.
— Не говори гоп, кэп! Ведь у русских в воротах, кажется, стоит твой брат?
Ухмылка сползла с лица Марка.
— Да. Ладно, Ртуть, надо спать. Пока.
— Удачи, Бек. Задай своему братцу завтра!
Марк устало потёр глаза. Разговор с Харвудом подуспокоил дребезжащие, как издыхающий мотор, нервы, но не дал ответов на терзающие его вопросы. И никто их ему не даст, кроме него самого.
На следующий день, во время утренней раскатки, главный тренер сборной США Дэн Байлсма объявил, что предстоящую игру Марк проведет в первом звене с Кесселом и Паризе по краям атаки и выйдет на все розыгрыши большинства.
— Какая внезапная честь, — едко заметил Марк, проведший предыдущую игру со Словакией в третьем звене.
— Я надеюсь на тебя, парень. У соперников в воротах скорее всего снова появится твой брат. Я думаю, что ты, как никто другой, знаешь его манеру игры и уязвимые места.
«Как и он мои», — подумал Марк, но вслух больше ничего не сказал. Если этому пингвину в очках вздумалось стравить его с Максом как двух голодных бульдогов — так он совсем не против. Он и без наставлений Байлсмы готов был вылезти из шкуры, чтобы показать своё превосходство над младшим Беккером. Это был его шанс хоть в чем-то утереть братцу нос и он сделает все, чтобы им воспользоваться.
Во время игры Марк полностью сосредоточился на том, чтобы забить. Он понимал, что голевой пас не принесет ему такого удовольствия и не унизит Макса так сильно, как шайба, забитая Марком лично. Он играл в этот вечер агрессивнее обычного, бил по воротам из любого положения, даже в те моменты, когда лучше было бы отдать передачу.
Пытаясь проскочить между двумя игроками соперника, Марк заметил поднятую вверх руку Кессела, просившего пас. Он был совершенно свободен на правом фланге, но Макс видел перед собой только ворота. Только Макса в них. Он должен был забить. Должен забить во что бы то ни стало!
Оттолкнув локтем прицепившегося к нему, как клещ, Никулина, Марк бросил по воротам сам, но поспешно нанесенный удар из неудобного положения стал лёгкой добычей вратаря россиян. Марк услышал, как ругнулся Кессел, и почувствовал толчок в плечо.
— Какого хрена ты не пасуешь?! — набросился на него Фил.
— Отвали! — коротко огрызнулся Марк.
Все кончилось тем, что во втором периоде партнёры почти полностью лишили Марка шайбы. В одном из эпизодов он подлетел к пятачку, заняв выгодную позицию, но Кессел предпочел устроить возню у борта, вместо того, чтобы сделать ему передачу. Окончательно выведенный из себя, Марк продолжал толкаться на пятачке с Емелиным, ожидая, когда шайба дойдет до него. Если и не в результате паса, то хотя бы в результате отскока. И такой момент ему наконец подвернулся. Макс отбил шайбу прямо перед собой и Марк попытался добить ее в ворота.
Впоследствии он не мог бы сказать, специально или нет ударил вместо шайбы по надплечью вратаря. Разъярённый тем, что никак не удается распечатать ворота, он желал хотя бы уничтожить того, кто мешал ему в этом. Чтобы в мире остался только один М. Беккер. Чтобы у людей больше не было этого выбора из двух блюд под названием «Марк и Макс Беккеры». Чтобы все любили его, и только его, не распыляясь на его до тошноты точную копию.
Марк был почти что рад, когда Макс сбросил перчатки и шлем, вызывая его на бой. Он охотно последовал его примеру и с остервенением кинулся на брата. Все вокруг стало каким-то размытым и приглушённым — окружающие их люди, оглушительный свист трибун. Осталось только одно желание — выместить давно кипевшую внутри злобу на человеке, который должен был быть для него самым близким на свете, но почему-то оказался бесконечно далек не только географически, но и душевно. Стараясь нанести удар побольнее, Марк хотел этим отомстить Максу за все — за свое гребанное одинокое детство, за несбывшиеся надежды воссоединения в НХЛ, за то, что брат посмел влезть даже в его постель и трахать вместе с ним ту, которую Марк хотел до физической боли.
Они били друг друга до первой крови. И даже тогда, облизывая разбитую губу, Марк все ещё рвался в бой, сопротивляясь попыткам оттащить его от Макса. Он ещё не закончил с этим ублюдком. Он ещё не добился того, чтобы тот рухнул к его ногам. Пустите же, пустите! Но судьи и собственные партнёры по команде держали его крепко. Однако гнев ещё не потух, ненависть все ещё бушевала в крови, поэтому Марк нанес брату последний, возможно самый болезненный удар.