Статус: все сложно

— Окей. Буду ждать твоего созревания, крошка Маделин. Для интервью, конечно же.

Бросив на стол несколько крупных бумажек — более, чем достаточно, чтобы заплатить и за себя, и за нее — Марк встал. Хоть компания этой девчонки и была достаточно занятной, чтобы отвлечься от всех неприятностей, он не хотел вконец подорвать спортивный режим. Как бы там ни было, он все ещё оставался профессионалом.

Распрощавшись с девушкой, он вышел из бара. И снова — морозный воздух по ноющей груди. Такой холодный, что кажется, если дышать им долго-долго, то можно заморозить внутри все. Все чувства. Все желания. Всю боль.

И снова — такси. Российская поп-музыка из колонок водителя. Тоскливые завывания о несчастной любви, неожиданно сильно бьющие по нервам.

И снова — мысли. Бесконечные, разъедающие разум и душу.

И снова — «Марриот». Толпящиеся в холле люди, среди которых ощущаешь себя ещё более одиноким и пустым.

Он узнал ее, хотя она стояла к нему спиной. Незнакомка, по всей видимости, сдавала ключи от своего номера на стойке регистрации. Чемодан в ее руке не оставлял сомнений в том, что она уезжает. Бежит. От него? Или от себя? И означало ли это бегство конец ее отношений с Максом? Скорее всего, да. Насколько Марк знал своего брата, тот не простил бы того, о чем он ему сказал в приступе гнева. Ни ей, ни самому Марку.

Он быстро прошел к лифту, не желая больше видеть ее. И в этот момент понял вдруг, что это — закономерный конец всей истории. Пусть убирается. Жаль только, что он сделал все так грязно. Так, как не имел права делать, но где гарантия того, что она не изменила бы Максу с кем-то ещё? Может быть, своим мерзким поступком он невольно открыл и брату, и себе, глаза на нее.

Марк вспомнил, как все начиналось. Как просто она пошла с ним в первый раз. Как охотно трахалась с двумя. Как легко перешла потом в постель к Максу.

К горлу подступила тошнота. Марк вышел из лифта и вошёл в номер. Во рту ощущался мерзкий привкус. Отвращение. К себе. К своим поступкам. К ней.

Господи, если подумать, эта женщина вела себя, как натуральная шлюха, а он натворил из-за нее столько дерьма. Что же он наделал? В груди снова заныло, напоминая о том, что теперь не заживёт никогда.

Сегодня он потерял брата, он чувствовал это. Марк ощущал себя так, словно от него отсекли половину. И бесполезно было говорить себе, что они с Максом никогда особо и не были близки. Несмотря на все преграды между ними, у них был шанс однажды все исправить. Теперь он оказался безнадежно упущен.

Черт возьми, да ни одна баба не стоила того, чтобы потерять брата. Ни одна! Тем более такая. Марк сел на кровать и уронил голову на руки. И тут же ощутил, как что-то впилось в лоб. Вскинув голову, он увидел блеск браслета на своей руке. Он посмотрел на него с ненавистью и яростно сорвал со своего запястья. Хватит! Он больше не станет вспоминать о той, что не принесла ему ничего, кроме саморазрушения. И не только не принесла, но и отняла. Брата. Самоуважение.

Она, конечно, никогда и ничего ему была не должна. В том числе и поступать так, как ему хотелось бы. Более того — ясно дала понять, что не желает продолжения отношений с ним, когда даже не сказала ему своего имени. А он, задетый этим, увлеченный ореолом таинственности, носился со своей страстью, как одержимый. И натворил такого, что никогда не сможет себе простить.

Прокручивая раз за разом в голове эпизод с ударом, приведшим к драке, Марк пришел к выводу, что не мог бить в плечо нарочно. Слишком высокие скорости для расчётливого удара, слишком огромное желание забить, чтобы думать о чем-то еще. Но он признался себе, что в тот момент он эгоистично хотел, чтобы Макс исчез. Чтобы не было этого неугасающего чувства одиночества и отсутствия цельности. Чтобы мать в детстве была рядом, потому что у нее не было бы возможности выбрать кого-то другого. Он презирал себя за это, но…

Но ведь в глазах Макса он видел ту же ярость. И она родилась не сегодня. Она была гораздо более застарелой, как и у самого Марка. Хотя какие причины у Макса ненавидеть его?

Марк сам отдал ему незнакомку. И сам отнял… Он мог утешать себя теперь только тем, что избавил брата от суки, которая наверняка наставляла бы Максу рога если не с ним, так с кем-то ещё. Ведь он не принуждал ее, не насиловал. Она не выразила никакого протеста относительно того, что он творил с ней на этой кровати. Хотя смог бы он остановиться, если бы она попросила — не знал.

Гадкий привкус во рту усилился. Марк встал и прошел в ванную, прыснул себе в лицо холодной воды, прополоскал рот, но тошнотворная горечь не исчезала. Опершись мелко подрагивающими руками на края раковины, Марк посмотрел в зеркало, ища там ответа на мучивший его вопрос. Чем он заслужил неприязнь брата? Что сделал не так?

Конечно, им давно стоило поговорить начистоту и найти пути сближения. Не молчать о проблемах, которые породило раздельное детство. Но никто из них этого не сделал. Даже тогда, когда появился интернет и куча приложений, которые позволяли общаться чаще.

Почему? Почему они не сделали такой простой вещи, почему не поговорили?