Статус: все сложно

Он решился. Ещё не понимал до конца, что решение принято, но рука сама по себе уже тянулась к мобильному. Который — будто в ответ на этот порыв — вдруг ожил, высвечивая на экране незнакомый номер. Нахмурившись, Макс взял сотовый и тупо уставился на цифры. Нехорошее предчувствие ледяной змейкой пробежало по позвоночнику. Он даже не мог понять его природы, но знал — ничего приятного не услышит, стоит только ответить на входящий вызов.

А может, снова спрятаться за выдуманными стенами, которые так умело он теперь выстраивал вокруг себя, но которые ни черта не способны были решить ни единой проблемы?

— Слушаю, — ответил он хриплым от волнения голосом, и тут же похолодел, услышав ответ:

— Максимка?

Так его называла только одна женщина из нынешнего окружения. Соседка матери, живущая напротив. Макс зажмурился и тряхнул головой, словно этот жест был способен избавить его от того, что мог услышать далее.

— Да.

— А у Тамары всё хорошо?

Он не знал, как ответить на этот вопрос. Потому что в голове — роем возникли картинки того, что могло случиться за те несколько дней, что они не виделись с матерью. Сердце ударами тяжёлого молота звучало в ушах, висках, горле. Везде — один проклятый стук сердца, от которого не скрыться.

— А почему вы спрашиваете?

— Не вижу её дня два, и в окнах свет не горит. Уехала, может, куда?

Ему бы хотелось ответить «да». И, приехав к матери, действительно убедиться, что она просто отправилась в путешествие, забыв сообщить об этом сыну. Но этот самообман не сработал бы.

— Может. Татьяна Викторовна, я приеду сейчас.

Он не стал дожидаться ответа, просто отключил связь и остался сидеть в кресле. Всего на полминуты. Всего на чёртовых тридцать секунд, по прошествии которых ему придётся встать и ехать к матери. Уже зная, что, скорее всего, он увидит.

Как ему хотелось сейчас, чтобы рядом был Марк. Чтобы он взглянул на своё «отражение» в нём и понял, что не один, но такой роскоши Макс был лишён. И как ему хотелось верить, что мама действительно уехала куда-то. И настолько же нелепо было представлять, что она, предпочитающая затворничество, способна на такое.

Поднявшись на ноги, Макс сунул сотовый в карман джинсов, так и не набрав номер брата. И искренне надеясь, что сегодня у него не будет повода сделать это по той причине, о которой сейчас, хотя бы на время дороги до дома матери, он старался не думать.

Она лежала на спине, раскинув руки. Неизменные старенькие очки съехали набок, а рот — приоткрылся в удивлении, будто увидела что-то, что поразило её перед тем, как…

Изо рта Макса, помимо воли, вырвалось судорожное рыдание. Он ещё не осознал до конца, что случилось. Мозг — или это было сердце? — блокировал понимание неибежности, но то, что видели глаза, было невозможно игнорировать.

Макс принялся осматриваться, словно рассчитывал на то, что где-то рядом спрятался тот, кто настолько зло подшутил над ним. Но невидящий взгляд натыкался на обыденные вещи, которые сейчас вызывали только боль в душе. Чашка с недопитым кофе на столе, сканворды, пульт от телевизора. Шерстяная старая шаль, наброшенная на спинку стула.

И застывшее время, будто дом вместил в себя какой-то чудовищный вакуум, из которого не было выхода. Где было невозможно сделать вдох и наполнить лёгкие кислородом.

Он не знал, куда ему звонить: в скорую, полицию или куда-то ещё. Просто опустился на пол возле безжизненного тела матери и застонал. По лицу безостановочно катились слёзы, которых он даже не замечал. Вынув сотовый, Макс набрал на нём тот номер, который так отчаянно хотел набрать какой-то час назад. Когда у него ещё не было такого повода позвонить. Когда он собирался сказать совсем не то, что произнёс секундой позже.

Едва брат ответил на вызов, он смог выдавить из себя всего четыре слова:

— Марк, приезжай. Мама умерла.

* * *

Всё, что следует за этим, больше похоже на параллельную реальность, в которую Макс попал, повинуясь каким-то идиотским законам вселенной. Получив заверения брата, что Марк вылетит первым же рейсом, испытал ощущение, что ему дали сделать глоток кислорода перед тем, как он вынужден погрузиться с головой в вязкую и тёмную пучину. Несколько звонков, ответы на бездушные вопросы. Он понимал, что это всего лишь работники спецслужб, и они обязаны спрашивать его именно о том, о чём спрашивали, но так хотелось выключить сотовый и послать их всех к чертям собачьим с их требованием рассказать им дурацкие подробности.

Потом параллельная реальность меняет очертания. На смену тем чувствам, что разрывали душу на части, приходит нечто контрастное. Ему становится как будто бы всё равно. Всё происходящее творится словно бы не с ним. Он просто наблюдатель, которому так хочется быть молчаливым, но ни черта не выходит. Его расспрашивают, уточняют детали, дают расписаться то здесь, то там. И всё заканчивается.

Дом пустеет. Теперь он в нём один. Окружённый осиротевшими вещами, вдыхающий запах, который знал с детства. Но один.