Статус: все сложно

На автомате он ответил Максу, что скоро приедет. Представил, как чувствует себя сейчас брат. Наверняка ему гораздо хуже, чем Марку. Ведь это Макс жил с мамой, Макс был с ней рядом, Макс был к ней ближе. И впервые Марк, думая об этом, не испытывал к брату зависти, не ощущал горечи. Только желание оказаться рядом с ним немедленно, обнять крепко и разделить вместе горе. Возможно, Макс и не нуждается во всем этом, но сам Марк нуждался в том, чтобы быть ему необходимым. Хотя бы сейчас.

Взяв себя в руки, он позвонил отцу и деду, и даже через телефонную связь почувствовал, как оцепенел при этом известии Бен. Затем набрал номер тренера, уведомил о том, что будет отсутствовать несколько дней. Безразлично выслушал дежурные соболезнования, коротко поблагодарил и, положив трубку, сел за ноутбук, чтобы заказать билеты. После этого кинул в сумку несколько вещей и поехал в аэропорт. Там ему предстояло несколько часов ждать, когда прилетят из Филадельфии отец и дед, но оставаться дома он не мог. В пустом, огромном пентхаусе он быстро сошёл бы с ума, и извечный гул, царящий в аэропортах, был ему сейчас необходим, как воздух, чтобы чувствовать себя живым.

В самолёте на пути в Россию все молчали. Дед уснул, отец казался глухим ко всему вокруг. Марк остался со своей болью один на один. Как всегда. Всегда один…

Но это не так. Ведь у него есть брат. И смерть матери — женщины, которая разлучила их при жизни — теперь, возможно, то единственное, что способно соединить их вновь.

Ему хотелось сказать Максу так много всего… но при встрече он лишь порывисто обнял его и отстранился прежде, чем тот мог бы его оттолкнуть. Потому что не вынес бы этого в данный момент. Марку мучительно хотелось вцепиться в брата и никуда от себя не отпускать, никогда больше. Хотелось рыдать вместе с ним, смешивая слезы, и тем самым их жизни, воедино снова. Но Марк чувствовал, что нельзя срываться сейчас. Знал, что если позволит себе это — уже не сможет собраться. А ведь другим ничуть не лучше, чем ему самому — он убедился в этом, когда увидел, как рыдает у гроба отец. Марк решил, что должен стать опорой для тех, кто в этом нуждается. Островком спокойствия.

Он держался до самых похорон. Но сейчас, когда гроб опустили в землю, и он кинул прощальную горстку земли, чувствовал, что нуждается в опоре сам. Потому что потерял все свои ориентиры, потерял себя самого.

Промозглый ветер дул прямо в лицо, обжигая кожу своим ледяным дыханием, раздражая воспалённые от бессонницы и невыплаканных слез глаза. Марк поднял воротник пальто и поднес ко рту руки, облаченные в черные перчатки, не способные их согреть. Прикрыл глаза, собираясь с силами и почувствовал, как по ресницам скользнул робкий солнечный луч. И ему вдруг вспомнилась, как наяву, редкая картинка из детства — они с мамой идут по весеннему полю, за одну руку она держит его, а за другую — Макса. А вокруг них, повсюду, первые одуванчики, такие яркие и жизнерадостные. Марк срывает один и подносит к лицу, и весь его нос мгновенно оказывается покрыт жёлтой пыльцой. Макс тут же делает то же самое, а мама смотрит на них и смеётся. «Мои поросята», — говорит она ласково и целует попеременно то одного, то другого. Солнце играет в ее пшеничных волосах, и Марку кажется, что мама — словно какое-то божество, сошедшее с небес, до того она красивая и вся словно светится…

Это был последний раз, когда Марк мог вспомнить ее улыбающейся. Женщина, редких встреч с которой он с таким нетерпением ждал после развода родителей, была совсем не похожа на ту, что он помнил. Она была холодной и чужой, и Марк боялся даже подступиться к ней. Ему казалось, что её подменили, что его настоящая мама где-то прячется, а эта тётя просто очень на нее похожа…

Он впервые задумался о том, что же сделало мать такой? Почему она так переменилась? В той женщине, что они похоронили сегодня, не было ничего общего с мамой из его первых детских воспоминаний. И дело было вовсе не в возрасте.

Как подступиться к Максу с той поры он не знал тоже. Брат казался замкнутым и отстранённым, словно бы незнакомым мальчиком. Марк не понимал, что происходит. Он думал, что они его больше не любят. Что им хорошо и без него.

Марк открыл глаза и обернулся, выцепив взглядом среди немногих присутствующих Макса. Тот стоял, как и Марк, чуть в стороне, спрятав руки в карманы куртки, и выглядел очень одиноким. Не отстранённым и безразличным, каким всегда ему казался, а именно одиноким. Таким же, как и он. Сердце Марка дернулось брату навстречу. Он сделал к нему шаг, но в этот момент Макс отвернулся и пошел к машине.

Как они допустили все это? Как позволили чужим ошибкам разделить их — тех, кто от рождения был неразрывно связан друг с другом?

Он вспомнил, какими они были до развода родителей — не разлей вода. Шагу ступить друг без друга не могли, все делали только вместе. И если ему, Марку, было так больно без брата все эти годы, разве мог Макс не испытывать того же?