Статус: все сложно

Господи, каким же он был идиотом! Что он так тщательно оберегал? Собственную гордость, мнимый покой, сохранность души? И что теперь от этого толку? Вот она, его душа, лежит в руинах, и терять ему больше нечего.

Да, терять больше нечего. А обрести давно утерянное шанс, быть может, у него ещё есть.

Сегодня он наконец скажет Максу то, что следовало сказать ещё много лет назад. И в результате либо воскреснет, либо погибнет окончательно.

Старый деревянный дом совсем не изменился с тех пор, как Марк был в нем в последний раз. В этих стенах время словно застыло, не властное над всем, что здесь находилось.

В комнатах была все та же, порядком обветшавшая, мебель; на стенах — те же обои, где-то в голубой, где-то в розовый цветочек — уже выцветшие и местами отошедшие от стен. На окнах — старые занавески, которые, как он помнил, мама шила сама… И повсюду — запах. Запах пыли, старого дерева… и забвения.

Марк ни за что не поверил бы, что Макс не купил бы маме новый дом, новую мебель и все, что та только ни пожелала бы. Значит, подобная жизнь — ее собственный выбор. Но почему? Что заставило ее запереться в этом старом доме, словно в склепе?

Он обошел ещё несколько комнат, все больше убеждаясь в странности того, что его окружало. На пороге одной из них он замер.

Это была комната Макса. Здесь стояли его награды и кубки, начиная с самых первых. Гордилась ли им мама? Ходила ли на его матчи, переживая за сына? Он никогда не сомневался, что так и было. Никогда — вплоть до этого момента.

Почему все эти вещи — такие важные для маленького мальчика, делающего первые шаги в профессиональном спорте — он знал это по себе — стоят здесь, словно спрятанные от посторонних глаз? Почему она не выставила их в зал, чтобы каждый, кто приходит в дом, видел, чего добился ее младший сын? Видел, как она им гордится?.. Почему, мама?…

Марк обвел комнату взглядом и заметил на тумбочке фотографию. Сердце подпрыгнуло к горлу и встало там тяжёлым комом.

Он узнал это фото. У него хранилось точно такое же.

Желание разрушить все, что разделило его с братом — сейчас, немедленно, раз и навсегда, забилось в крови. Отступили последние страхи, и все потеряло значение, кроме одного — потребности вернуть в свою жизнь того, без кого она никогда не была и не будет цельной.

Марк прошел через зал в кухню и обнаружил там Макса, сидящего за столом, невидящим взглядом уставившегося на что-то перед собой. Этим чем-то, судя по всему, был сканворд, отпечатанный на серой газетной бумаге. Видимо, он остался от мамы.

Глотку сдавило невидимыми клещами. Марк повернулся к холодильнику, пытаясь успокоиться. Открыл его, делая вид, что что-то ищет, а сам сделал тайком несколько глубоких вдохов. Сглотнул комок и извлёк с полки две бутылки абсента. Не чувствуя ног, подошёл к столу и выдавил, как можно непринуждённее:

— Я тут захватил по дороге… может быть, помянем?

Макс поднял на него глаза и кивнул. Марк почувствовал, как напряжение немного отпустило, поставил бутылки на стол, и стал искать в шкафу стаканы, собираясь с мыслями.

— В соседнем, — коротко подсказал Макс.

Марк открыл дверцу соседнего шкафа и извлёк оттуда два старых хрустальных бокала, которые помнил, как и все окружающее, с самого детства. Дом действовал на него так, что он ощущал себя здесь испуганным и неуверенным четырехлетним мальчишкой, которому сказали, что он теперь будет жить отдельно, в Америке, с папой.

Марк сел за стол, разлил абсент по стаканам и придвинул один к Максу. Молча выпили. Когда едкий вкус полыни, обжигая язык и глотку, достиг желудка, с губ вдруг сорвалось то, чего Марк вовсе не собирался говорить:

— Какой она была?..

Макс с удивлением взглянул на брата. Сразу после похорон его накрыло ощущением, что это всё. Все формальности выполнены, и теперь брат с отцом и дедом улетят обратно за тридевять земель. И снова всё будет по-прежнему. Внешне. Только Макс останется здесь и будет каждую минуту гнать от себя мысли о том, что он мог что-то сделать, но не сделал.

Он замялся, как будто хотел уточнить что-то, но промолчал. Перевёл взгляд с Марка на сканворд, лежащий перед ним и заговорил. Тихо и будто бы неуверенно.

— Она была… далёкой. Наверное, как для тебя, так и для меня. И дело совсем не в расстоянии. — Он сделал паузу, растёр ладонью лицо и снова перевёл взгляд на брата.

Он просто обязан был скрыть от Марка то, что узнал совсем недавно. Ту неприглядную правду, которая — Макс знал это — была способна вызвать у брата лишь разочарование, боль и обиду. Хотя, казалось бы, куда уж больше? Но он не желал, чтобы Марк чувствовал по отношению к их матери всё это. Её больше не было. И горстка писем из прошлого, ничего не значащих теперь, не должна была оказывать никакого влияния на их дальнейшую жизнь. Какой бы она ни была — вместе или врозь.

— Я не знаю, как у тебя сложилось с отцом, но у меня с матерью никогда не было тёплых отношений. Если тебя интересует именно то, какой она была — далёкой, замкнутой и живущей в своём мире.