С души будто упал огромный камень. Марк дышал тяжело, судорожно глотая воздух, и с каждым вдохом чувствовал, как отступает боль, как на место пугающей пустоты приходит то, чего он был лишён многие годы. Почти забытое чувство близости с братом… Но теперь, когда оно снова заполняло его, Марк узнавал это ощущение. Самое правильное, самое желанное на свете. Он больше не один. Он больше не мальчишка, незнающий как вернуть себе брата, которого у него отняли. Теперь он и сам не позволит ничему и никому разделить их. Никогда.
Но оставалось кое-что ещё, что им следовало обсудить. И Марк хотел покончить с этим прямо сейчас. Оставить здесь, на этой кухне с деревянными стенами, среди букв недоразгаданного матерью сканворда, утопить в абсенте, растворить в пьяных слезах… Он так давно не плакал. С тех пор, как лишился брата. Чем не повод разрыдаться теперь, когда он снова его обрёл?..
Он вернулся за стол следом за Максом и взял одну из бутылок.
— Давай прямо из горла, — сказал Марк и, чокнувшись, каждый из них сделал глоток горького напитка. Но Марк уже не чувствовал вкуса полыни так остро.
— Макс… Я должен сказать. Просто чтобы покончить с этим раз и навсегда. — Марк хмуро уставился на вытканную узорами светлую скатерть, ощущая, как неожиданно начинает ныть сердце. — О той женщине… — он запнулся на миг и повторил с горькой усмешкой:
— О той женщине… которая даже не сказала мне своего имени. Ушла из моего дома молча, а потом я вдруг увидел ее у Стейси… — Картины той ночи проплыли перед глазами, вызывая не столько отвращение, сколько ноющую боль. — Я отдал ее тебе, потому что видел, что она тебе понравилась. Не меньше, чем мне самому… — Губы Марка снова сложились в болезненную усмешку. — Недаром мы близнецы… И вот я швырнул ее тебе, словно использованную вещь, думая, что мне не нужна та, что готова трахаться с двумя, а сам… А сам медленно сходил от этого с ума. И в том, что случилось на Олимпиаде, виноват в первую очередь я. Потому что в ее присутствии просто дурел. Переставал соображать… Это было сильнее меня. Но я себя не оправдываю. Просто не хочу, чтобы на нее ложилась моя вина. — Марк потер переносицу и вздохнул. — Я — твоё уродливое отражение, Макс… Похоже, при рождении мне достались одни пороки. — Марк снова покачал головой с невеселой усмешкой и отпил из бутылки уже тёплый абсент. Говорить о незнакомке было неприятно, но легче, чем все, что он сказал до этого. Потому что теперь Марк знал — Макс принимает его таким, каков он есть.
— Знаешь, я ведь тоже думал о ней именно так. Как о вещи, которую ты мне отдал, — мгновенно отозвался Макс, хотя, видит Бог, хотел поначалу умолчать обо всём и отделаться лишь краткими фразами. Но Алиса стала своего рода катализатором в том, что должно было неизбежно случиться. И они оба замешали её во всё это. Оба — а не один лишь только Марк. — Мало того, она сказала мне примерно то же самое. Сравнила себя с игрушкой, которую не смогли поделить два брата.
Он помолчал, глядя на бутылку в руках. Алкоголь не опьянил, не принёс и лжеэйфории, которой обычно ожидаешь от спиртного. Да этого Макс и не желал. Наверное, и сегодня у них напиться не выйдет. По крайней мере, пока.
— И наверное, она права. Или была права, потому что для меня Алиса в прошлом. Её зовут Алиса, если ты ещё не в курсе. — Макс снова приложился в горлышку бутылки, делая внушительный глоток. Горький привкус напитка показался слишком приторным, потому что на губах осела совсем другая горечь.
Всё ведь могло быть совсем иначе, не встреть Алиса Марка первым. Или если бы они с братом были более близки — всё было бы совсем иначе. Они бы просто не пошли на то, на что решились тогда. Каждый по своей причине.
— И ты зря переживаешь из-за того, что тебе достались только пороки. Хоть это не так, я не стану тебя убеждать в обратном. Девушки любят плохих парней. И наверное, Алиса — не исключение.
Он вздохнул и снова выпил абсента, наконец, чувствуя, как тот начинает обволакивать сознание.
— Хотя, о чём я? Ты нравишься — или нравился — ей совсем по иным причинам. Да и я не знаю, насколько бы мои желания сделать её своей были настолько же острыми, если бы всё началось иначе, — наконец признался Макс. — Одно знаю точно: другого способа сделать всё иначе у меня не будет, да я его и не хочу. Для меня с ней всё в прошлом, Марк.
"Игрушка, которую не смогли поделить два брата…". Да, он не должен был поступать с ней так, не имел на это права. Не имел права оставлять номер Макса, не имел права делать с ней в своём номере то, что сделал, не имел права решать чужую судьбу. Но во всем, что касалось Алисы, Марк словно лишался рассудка и способности себя контролировать.
С каждым последующим словом брата он ощущал, как все сильнее пересыхает горло. Марк отодвинул от себя бутылку, зная, что алкоголь не сможет удовлетворить этой жажды.
Когда Макс договорил, Марк издал хриплый смешок и, осторожно подбирая слова, сказал: