Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг

Несмотря на то что следовало соблюдать предельную осторожность, Маяковский связался с Элли, как только узнал, что стал отцом. Его письмо не сохранилось, но сохранился ее ответ. “Так обрадовалась Вашему письмо, мой друг! Почему, почему не писали раньше? – с упреком спрашивала она 20 июля. – Я еще очень слаба. Еле брожу. Писать много не могу. Не хочу расстраиваться, вспоминая кошмарную для меня весну. Ведь я жива. Скоро буду здоровой. Простите, что расстроила Вас глупой запиской”. Она долго ждала писем от него, пишет она далее, но, может быть, они так и остались в ящике письменного стола? “Ах, Владимир, неужели не помните про любимую лапу. Смешной! Как-нибудь бы нам обеим <sic> сходить к Freud”.

Реакция Маяковского на это событие лаконично отражена в одной из его записных книжек 1926 года: он написал слово “дочка” на пустой странице. Из писем Элли к нему ясно, что он планировал поездку в Нью-Йорк: “Если окончательно решите приехать – телеграфируйте”. Помочь с визой, как и в прошлый раз, должен был Чарльз Рехт.

Лили и Маяковский на курорте Чаир в Крыму в августе 1926 г.

Но Маяковский так и не поехал. “Объективные обстоятельства”, препятствовавшие перевести деньги в США, были еще более “объективными” в плане его собственных возможностей передвижения. Чем бы он мотивировал подобную поездку, к тому же срочную? Настоящую причину нельзя было сообщить ни советским властям, ни американским, ни даже друзьям. Пройдет почти два года, прежде чем Маяковский увидит дочь (законным отцом которой считался Джордж Джонс).

Тем временем он давал выход отцовским чувствам, сочиняя стихи для детей, и к этому занятию, по собственным словам, относился “с особым увлечением”. Вскоре после рождения дочери он написал киносценарий “Дети”, о голодающей семье американских шахтеров, в которой мать звали Элли Джонс, а дочь Ирмой – возможно, он еще не знал настоящего имени девочки. Сценарий полон штампов о бесчеловечности капитализма, но в истории с приглашением Ирмы в Советский Союз на встречу с пионерами слышен голос не идеолога, а отца, мечтающего увидеть своего ребенка.

Глубину тоски Маяковского, лишенного возможности общаться с ребенком, показывает эпизод, случившийся в Праге годом позже. Когда годовалый сын фольклориста Петра Богатырева вбежал в комнату, Маяковский закричал: “Уберите его!” Роман Якобсон, описывая сцену, истолковал эту вспышку как доказательство того, что Маяковский не любит детей и считает их “продолжением нынешнего быта”. Но Якобсон не знал, что у Маяковского в США есть дочь и что крик на самом деле может быть криком отчаяния.

Лили знала, что у Маяковского был роман с Элли, но когда она получила известие о том, что он стал отцом? В конце июля она приехала в Крым, где получила работу помощника режиссера на съемках фильма “Евреи на земле”, в котором рассказывалось о попытке создать еврейские сельскохозяйственные колонии в Крыму, по сценарию Виктора Шкловского. После съемок она провела с Маяковским четырнадцать дней в пансионате “Чаир”. Возможно, именно тогда она и узнала о рождении девочки.

Езжу как бешеный

Несмотря на переезд в новую квартиру, и Лили и Маяковский в тот год крайне мало бывали в Москве. Маяковский отсутствовал целых пять месяцев. Вернулся из Крыма в конце августа, а осенью снова несколько раз отлучался из столицы. Письмо, которое он прислал Лили из Краснодара, дает представление о его лихорадочной жизни:

Езжу как бешеный.

Уже читал. Воронеже, Ростове, Таганроге, опять Ростове, Новочеркасске и опять два раза в Ростове сейчас сижу Краснодаре вечером буду уже не читать а хрипеть – умоляю устроителей чтоб они меня не возили в Новороссийск а устроители меня умоляют чтоб я ехал еще и в Ставрополь. Читать трудновато. Читаю каждый день: например в субботу читал в Новочеркасске от 8 1/2 вечера до 12 3/4 ночи просили выступить еще в 8 часов утра в университете а в 10 в кавалерийском полку но пришлось отказаться так как в 10 часов поехал в Ростов и читал с 1 1/2 в Рапе до 4.50 а в 5.30 уже в Ленинских мастерских и отказаться нельзя никак: для рабочих и бесплатно!