Человек, формулировавший мысль о том, что самоубийство Есенина подведет “колеблющихся” “под петлю или револьвер”, прекрасно знал, что и сам он принадлежит к этой категории; в действительности стихотворение “Сергею Есенину” должно было “аннулировать” прежде всего мысли о самоубийстве у самого Маяковского. Еще через год, во время посещения Ленинграда, он попросил извозчика объехать “Англетер” стороной – не мог видеть здание, в котором Есенин покончил с собой.
Гендриков
Для того чтобы представления Лили об их совместной жизни можно было реализовать, требовалась квартира большей площади. Пока они жили в тесноте, выполнялись только отдельные пункты программы: вечера они проводили вместе, за игорным столом или вне дома, но ночевал Маяковский чаще всего в своей комнате в Лубянском проезде.
Сразу после возвращения из США в декабре 1925 года Маяковский получил квартиру в Гендриковом переулке на Таганке, несколько в стороне от центра Москвы. Это была небольшая – три спальни по десять квадратных метров каждая и четырнадцатиметровая гостиная, – но не коммунальная, а своя квартира. Здесь и предполагалось осуществить теорию Лили на практике. Но прежде квартиру нужно было отремонтировать и привести в порядок, что заняло почти полгода.
Именно для того, чтобы финансировать ремонт, Маяковский и отправился в турне. Перед отъездом он попросил Луначарского – в который раз?! – похлопотать, чтобы у него не отняли жилье, на этот раз в Гендриковом переулке. Хлопоты увенчались успехом, кроме того, специальным постановлением Моссовета сняли угрозу уплотнения, вместо этого Маяковский смог “уплотнить” квартиру по собственному желанию, прописав там Лили и Осипа.
В отсутствие Маяковского практическими вопросами обустройства занималась Лили. “Дорогой солник мой, – пишет он из Баку 20 февраля, – очень тебя жалею что тебе возиться с квартирой. И завидую потому что с этим повозиться интересно”. Он посылал ей все деньги, которые зарабатывал. Средства были крайне нужны, потому что квартира находилась в плачевном состоянии, под обоями ползали клопы, – все требовало замены, переделки. Поскольку комнаты были маленькими, мебель пришлось изготовлять специально. Все это взяла на себя Лили – она ездила в мастерские, вела переговоры о книжных полках и шкафах, обсуждала со столярами формы и размеры. Для входной двери заказали табличку: БРИК. МАЯКОВСКИЙ. Рояль “Стейнвэй” пришлось продать, места для него не было, а для книг, которые не поместились в комнате Осипа, поставили два специально изготовленных и снабженных навесными замками шкафа на неотапливаемой лестничной площадке у входной двери.
Дом в Гендриковом переулке. Квартира Маяковского и Бриков располагалась на втором этаже. Комнаты были маленькие, пространство следовало использовать максимально. Поэтому Маяковский попросил сконструировать платяной шкаф с зеркалом и раскладной туалетный столик (справа). На снимке слева гостиная.
Принцип оформления квартиры был тот же, что когда-то при первом издании “Облака”, – ничего лишнего, – вспоминала Лили. – Никаких красот – красного дерева, картин, украшений. Голые стены. Только над тахтами Владимира Владимировича и Осипа Максимовича – сарапи, привезенные из Мексики, а над моей – старинный коврик, вышитый шерстью и бисером, на охотничьи сюжеты, подаренный мне “для смеха” футуристом Маяковским еще в 1916 году. На полах цветастые украинские ковры, да в комнате Владимира Владимировича – две мои фотографии, которые я подарила ему на рождение в Петрограде в год нашего знакомства.
Эльза и Лили на даче в Сокольниках в 1925 г., когда впервые после 1918-го Эльза приехала в Москву.
В конце апреля одновременно с выходом стихотворения “Сергею Есенину” – отдельной книгой с обложкой Александра Родченко – Маяковский, Лили и Осип смогли въехать в отремонтированную квартиру. Эльза, находившаяся в Москве с прошлого лета и проживавшая попеременно то в доме в Сокольниках, то у Маяковского в Лубянском проезде, уже вернулась в Париж. За это время она дебютировала как писатель беллетризованными путевыми заметками “На Таити”, вышедшими в Ленинграде в 1925 году с шуточными стихами Романа Якобсона в виде эпиграфа (см. главу “Тоска по Западу”). Частную жизнь и литературу невозможно было разделить: в автобиографической книге “Земляничка”, напечатанной в 1926-м, Эльза превратила в литературу чувства к ней Романа Якобсона (см. главу “Первая революция и третья”) так же, как Шкловский в “Zoo
Дочка