Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг

И вот Маяковский вступает в РАПП – организацию, на протяжении лет использовавшую свои более или менее интеллектуальные ресурсы для агрессивных атак на “попутчика” Маяковского и эстетику, которую он проповедовал: “Леф нельзя реформировать – его надо уничтожить”; “Октябрь не раз привлекал внимание Маяковского <…>, но во всех этих произведениях Маяковский был далек от понимания Октября, его содержания, его сущности”; “Безвкусным, опустошенным и утомительным выходит мир из-под пера Маяковского”. И так далее.

Зачем он это сделал? Одним из объяснений, несомненно, может служить чувство изолированности, которое охватило Маяковского после того, как “свои” – рефовцы – его оставили. Но это послужило лишь последней каплей. Решение созревало долго и не было совсем уж нелогичным для человека, объявившего осенью 1929 года “примат цели и над содержанием и над формой” и выразившего свою солидарность “по большинству вопросов” с РАППом, на чьи пролетарские кадры “опирается будущая советская литература”. И все же решение мотивировалось в первую очередь не внутренними убеждениями, а было результатом внешнего давления. 4 декабря “Правда” опубликовала передовицу под заголовком “За консолидацию всех сил пролетарской литературы”, в которой РАПП объявлялся орудием партии в области литературы. Статью, которая имела характер директивы, перепечатал ряд литературных журналов, а 31 января 1930 года была опубликована еще одна передовица на ту же тему со следующей грозной формулировкой: “Напряженность ситуации заставляет сделать выбор: либо окончательно перейти в лагерь честных союзников пролетариата, либо быть отброшенными в ряды буржуазных писателей…” То, что именно аргументы “Правды” заставили Маяковского вступить в РАПП, доказывает первая фраза его заявления, напрямую отсылавшая к первой передовице: “В осуществление консолидации всех сил пролетарской литературы прошу принять меня в РАПП”.

Это был старый большевистский прием – сославшись на “напряженность ситуации” и “внешнюю угрозу”, вынудить граждан занять позицию “за” или “против”, и кампания консолидации 1929–1930 годов была прямым эхом призыва, с которым партия обращалась к интеллигенции осенью 1918-го:

…В такое время, какое мы сейчас переживаем, нейтральность невозможна.

<…> Школа не может быть нейтральной, искусство не может быть нейтральным, литература не может быть нейтральной. <…> Товарищи, выбора нет.

<…> И я бы советовал вам, вместо того, чтобы спасаться под дырявым зонтиком нейтральности, идти под родную Российскую кровлю, идти к рабочему классу (см. главу “Комфут”).

Но была разница: в то время как ситуация 1918 года характеризовалась реальными противоречиями между сторонниками и противниками большевистской революции, “напряженность”, царившая сейчас, являлась результатом интенсивной пропаганды в советской печати, предупреждавшей о скором нападении на Советский Союз со стороны “мировой буржуазии”, что в свою очередь повлечет за собой обострение “классовой борьбы” внутри страны.

В своем заявлении Маяковский утверждал, что полностью разделяет линию партии в литературно-политических вопросах, какой она представлена РАППом; что касается “художественно-методологических разногласий”, то их можно решить “с пользой для пролетарской литературы в пределах ассоциации”. Кроме того, он считал, что “все активные рефовцы” должны сделать такой же вывод и вступить в РАПП. Через три дня заявление Маяковского получило единодушное одобрение, и 8 февраля на конференции МАППа он объявил о том, что стал членом РАППа, поскольку это дает ему “возможность переключить зарядку на работу в организации массового порядка”, и отметил, что “путь массовой работы влечет за собой изменение всех методов поэтической работы”.